— А ведь такое приключение доступно каждому, у кого есть машина, — произнес Джон Икс, накрыв своей ладонью тонкую руку жены. — Не правда ли, Мэри?
Далеко не каждому, подумал я, глядя на этих двоих. Мне пришло в голову, что их кратковременное бегство из налаженного быта, из лондонского дома с его обязанностями и строгим распорядком — тайна, которой не грех поделиться с другими семейными парами. Возможно, многие семьи стали бы счастливее, восприми они элемент игры Джона Икса и его жены.
Миссис Джон зашла в палатку, включила свет и тут же выскочила с криком:
— Джон! Там у меня на подушке мотылек размером с аэроплан!
— Сейчас я разберусь, — пообещал Джон Икс, направляясь к палатке.
— Только не убивай его! — воскликнула женщина. — Просто убери!
— Слишком поздно, — донеслось из палатки.
— Ну ты и дикарь! — вздохнула миссис Джон Икс, закуривая сигарету.
Джон Икс зажег фонарь и помог мне перебраться через ручей. Звезды… Мир и покой этого места. Некоторое время я наблюдал, как его фонарь, приплясывая, удаляется в глубь чащи. Затем он скрылся за поворотом, и меня со всех сторон обступила темнота. Несколько мгновений я размышлял над тем, сколь недалеко ушли эти лондонские цыгане: всего несколько часов пути отделяет их от благоустроенного дома, от детей. И тем не менее в эту звездную ночь они одиноки, как путники, затерявшиеся в самом сердце Ливийской пустыни.
Я отправился в обратный путь, вызвав изрядный переполох в семействе диких кроликов, резвившихся на краю темного поля. Аккомпанементом мне был шум воды на Эбботс-Милл, звучавший в ночной тиши не хуже армейского барабана.
3
Полагаю, любой человек, решившийся писать о Ковентри, неминуемо должен коснуться темы автомобилей и велосипедов. Отдав должное этому вопросу в первых же строках нашего повествования, перейдем далее к более приятным предметам. Например, к женщинам. Ковентри всегда везло с женщинами, и посему его можно почитать счастливейшим городом Англии.
Все началось с истории, относящейся к периоду зарождения Ковентри. Если верить легенде, то одиннадцать тысяч девственниц прибыли из Кельна, так сказать, в порядке духовного вояжа. Некоторое время они провели в Ковентри, озаряя его светом своего благочестия. Затем отбыли восвояси, но оставили женщинам Ковентри наследие в виде одиннадцати тысяч добродетелей. Если хоть единый город нашего королевства может похвастаться более прекрасной историей, то я об этом ничего не слышал.
Что интересно, Ковентри на протяжении веков славится своими женскими персонажами: святая Осбург, леди Годива, Изабелла, Маргарита Анжуйская, сестры Ботонер, на чьи деньги был построен шпиль храма, Джоан Уорд, мученицы Лолларда, миссис Сиддонс, Джордж Элиот, Эллен Терри и другие.
Приближаясь к Ковентри, я восхищался медленным, величественным танцем трех шпилей на фоне неба. И вовсе не был удивлен, что одиннадцать тысяч девственниц все еще являются украшением Ковентри. Одна из них, торгующая на углу Хертфорд-стрит, получила большую часть своего наследства, если только красоту считать добродетелью.
Леди Годива всегда привлекала мое внимание. Она, несомненно, является ключевой фигурой в истории Ковентри. Мне не нравится современное толкование ее поступка — в духе викторианской морали, — согласно которому леди Годива испытывала нечеловеческие муки стыда. Гораздо ближе мне свидетельство хрониста Роджера Уэндовера, относящееся примерно к 1230 году и являющееся по сути гимном безрассудству этой женщины. Если верить Уэндоверу, леди Годива не тратила времени на бесплодные угрызения совести и на размышления, что скажут по этому поводу Робинсоны. Она просто «распустила свои волосы, укрывшие ее так, что были видны лишь ее белые ноги, села на лошадь и в сопровождении двух рыцарей пересекла рыночную площадь, после чего вернулась в замок — к огромному облегчению собственного мужа…»
Если основываться на этой первой записи событий, то появление леди Годивы на рыночной площади (которое на протяжении столетий считалось чем-то вопиющим) по сути дела являлось не большим подвигом, чем для современной девчонки сесть на омнибус…
В кабинете жены мэра в ратуше стоит очаровательная статуя — леди Годива на белой лошади; еще одна статуя установлена в нише Центрального зала. Помимо скульптурных изображений имеется и живописный портрет леди Годивы.
— Вы действительно верите в эту историю? — спросил я у энергичного, не в меру эрудированного смотрителя, который водил публику по залу.
Читать дальше