Иоганн Висс - Новый швейцарский Робинзон

— Да разве ядро сможет пробить такую крепкую скорлупу? — удивленно спросил Фриц.

— Действительно так. Не видел ли ты раскрывшимися косточки персиков, которые однако очень тверды?

— Да; но косточка персика состоит из двух половин, которые ядро разделяет, разбухая от влаги.

Я радовался верности этого замечания и сообщил Фрицу, что кокосовый орех проростает другим образом. Я показал Фрицу три маленькие отверстия у хвоста ореха.

— Мы можем увериться, — сказал я, — что эти отверстия закрыты деревом менее твердым, чем остальная скорлупа. Вот через них-то и проникают ростки стебля и корешков.

Я с удовольствием наблюдал, как внимательно сын мой выслушивал эти объяснения.

Мы опять пустились в путь, продолжая идти тем же лесом, который, по-видимому, простирался довольно далеко. Очень часто мы были вынуждены прорубать себе дорогу топорами вследствие бесчисленных вьющихся растений, переплетавшихся перед нами. На каждом шагу взорам нашим представлялось какое-нибудь странное дерево. Фриц, который более и более изумлялся, вдруг воскликнул:

— Папа! Какие это деревья с утолщениями на стволах?

Я узнал тыкву, гибкие стебли которой, обвившись около деревьев, свешивают с их стволов свои плоды с твердой и сухой кожей. Я сказал Фрицу, что плоды эти могут быть употребляемы на изготовление чаш, блюд, бутылей, и что дикие кипятят в них воду и варят пищу.

Фриц очень изумился, не понимая, каким образом приготовленную из этих плодов посуду можно ставить на огонь.

Тогда я объяснил ему способ диких, которые бросают в содержимую этими сосудами воду каменья, предварительно накаленные на огне, пока вода не закипит.

— Так просто! Это до того не замысловато, что если б я немного подумал, мог бы догадаться и сам.

— Да, ты пытался бы открыть этот способ таким же образом, как друзья Колумба пытались поставить яйцо на его острый конец. Не забывай, что самые простые способы изобретаются всего труднее.

Болтая, каждый из нас взял по тыкве и стал обделывать ее в какую-либо домашнюю посуду. Фриц принялся обрезать свою тыкву ножом, но так как это ему не удавалось, то он потерял терпение и бросил тыкву. Я, конечно, остерегся подражать ему; напротив, обвязав свою тыкву бечевкой, я постепенно стягивал последнюю закручиванием и таким образом без труда разрезал тыкву на две чашки одинаковых размеров.

— На это раз, — сказал Фриц, — сознаюсь, что я не придумал бы такого хорошего способа.

— Не мне, дорогой мой, принадлежит честь этого изобретения. Я только припомнил вычитанное мною средство: его употребляют народы, не обладающие ножами.

Фриц захотел узнать, каким образом изготовляются бутылки. — Я понимаю, — сказал он, — что, дав высохнуть тыкве и проделав в ней дыру, можно вынуть из нее мякоть; но как придать этому совершенно круглому плоду более удобную форму? Можно ли сажать его таким образом, чтобы получить горлышко?

Тогда я пояснил ему, что для получения сосуда такой формы, плоды, еще молодые, обвязывают холстом или древесной корой. Вследствие этого, обвязанная часть не может расти, между тем как другие развиваются свободно.

Видя мою успешную работу и Фриц ободрился.

Мы приготовили несколько чашек, которые я выставил на солнце, наполнив их предварительно мелким песком, чтобы кожа тыквы, засыхая, не коробилась слишком сильно. Потом, чтобы захватить эту посуду на обратном пути, мы хорошо заметили место, на котором оставляли ее.

Затем мы продолжали идти, пытаясь вырезать из кусков тыквы ложки. Мы не произвели ничего замечательного; но как ни грубо были сделаны наши ложки, все же они показались нам великолепными в сравнении с неудобными раковинами, которые служили нам накануне.

Фриц от радости прыгал: «Блюда, тарелки, чашки! как мама будет рада! Теперь будет в чем давать нам кушать». Подумав о маленьком Франсуа, он прибавил: — Папа, отыщем маленькую тыкву; наши ложки разорвут ему рот до ушей; я попытаюсь приготовить ему особый прибор.

А как одна хорошая мысль вызывает другую, то Фриц приготовил и две большие чашки для Турки и Билля, которые все еще немного дичились его.

Когда сосуды эти были окончены, Фриц уделил из своей доли сухарей некоторое количество, чтобы приготовить Турке суп со свежей водой. Когда Турка увидел пред собой это соблазнительное кушанье, его большие глаза засверкали удовольствием; он лизал руки Фрицу и с радостью принялся за неожиданный обед. Очевидно, все было забыто.

Проходив еще около трех часов, мы достигли косы, которая выдавалась в море наподобие мыса и на которой возвышался высокий холм. Мы взобрались на него не без труда. С вершины холма взор обнимал большое пространство; но хотя мы смотрели в подзорную трубу, однако не открыли никаких следов ни товарищей по крушению, ни того, чтобы страна была обитаема. В вознаграждение нам представлялась великолепнейшая природа. Под нами блестала зеркальная поверхность моря, спокойного в пространной губе, берега которой были покрыты роскошной растительностью и оканчивались мысом, терявшимся в голубой дали. Это зрелище наполнило бы меня восторгом, если б меня не печалила судьба наших товарищей. Однако, осматривая страну, я все-таки не мог не ценить ее плодородия, обеспечивавшего нашу будущность.