Владимир Бобров - 1001 день в Рио-де-Жанейро

Когда с гор сползает туман и луч света тает, едва покинув светильник, над островом начинает реветь сирена. Говорят, что ее слышно за 8 морских миль. Для судов, неделями не видевших земли, это первый привет.

Дорога окончена. Вас ждет спокойная бухта!

Кажется, если хорошо приглядеться, то можно увидеть человека, который сейчас поднимается по ступенькам лестницы. Ступенька за ступенькой. Сто десять ступенек. Вот он на маленькой площадке над перекатывающимися валами, рядом с гигантским фонарем в тысячи свечей. Затерянный в море, под светом скупых звезд южного полушария, он сам как путеводная звезда для десятков кораблей воздушных и морских.

Дорога окончена. Вас ждет спокойная гавань!

В ясный, солнечный день издали остров Раза похож на голову гиганта, стоящего по уши в воде. Таких высунувшихся из волн гранитных макушек, окруженных пеной и чайками, много у берегов Рио. Большинство их необитаемо. Некоторые используются под концентрационные лагеря… В их число когда-то входил и остров Раза: в 1923 году тогдашний президент Артур Бернардес приспособил его для ссылки политических заключенных.

Сейчас население острова составляют 25 человек, или семь семей сотрудников управления гидрографии и навигации министерства морского флота.

Латинская надпись на медной плите, украшающей башню маяка, повествует о том, что 31 декабря 1883 года во время правления императора Педро II был сооружен аппарат, получающий свет от динамо-машины с двумя белыми вспышками и одной красной, свет от которого в хорошую погоду виден на расстоянии 85 миль.

Из сотен судов, проходящих на виду у острова за неделю, только одно приближается к его каменному берегу. Это катер министерства. Его встречает все население. На берег свозят продовольствие, письма и новости — те, которые еще не успели дойти по радио и телевидению.

За тысячелетия своего существования палимый солнцем и полосуемый ливнями гранит успел густо зарасти бананами, кокосовыми пальмами, кактусами и другой, жадной до солнца, влаги и жизни тропической зеленью.

Здесь нет школы, и полтора десятка юных бразильцев — дети служащих маяка — овладевают житейской премудростью вдали от школьных парт. Их учителя — море и звезды. А вопли сотен чаек, альбатросов и других пернатых, облюбовавших остров под жилье, почти ничем не отличаются от столь привычных уху бразильцев криков завсегдатаев бесчисленных баров. Но чайки — это птицы, а люди — это люди. И ребятишки с острова Раза когда-нибудь непременно покинут свое гнездо. Им невдомек, что о жизни служителя маяка мечтал Эйнштейн. Кто знает, кем станут эти ребята, пройдя бетонные ущелья города, наполненные смрадом выхлопных газов, несправедливостью и борьбой.

Но с уверенностью можно сказать: многие из них когда-нибудь потом, после десятилетий надежд, исканий и потерь, вернутся сюда, на берег Копакабаны, Ипанемы или Леблона, и будут следить за вспышками родного маяка.

Белый… белый… красный. Может быть, со жгучей тоской, может быть, с нежной грустью, но вспомнят они о своем оставленном рае.

А пока эти чумазые наследники Гаринчи и Пеле гоняют на утоптанной площадке футбольный мяч — неофициальный герб Бразилии. А в это время их отцы чистят и моют стекло фонаря в тысячи свечей, который вспыхнул впервые вечером 31 июля 1829 года, освободив Хунту торговли, сельского хозяйства, фабрик и мореплавания от ежевечернего разжигания костров на острове для ориентировки кораблей. Правда, тогда фонарь не вмещал в себя 1000 свечей. Скорее всего это была большая керосиновая лампа, однако достаточно яркая. Иначе ее свет не сумел бы дойти до нас сквозь полтора столетия.

Над городом давным-давно ночь. Пора возвращаться. Мы направляемся к дому. За спиной, тяжко вздыхая, ворочается прибой. Все глуше, глуше и, как нам кажется, жалобнее. Прежде чем завернуть за угол, мы еще раз оборачиваемся. И невидимая рука трижды салютует нам ослепительным клинком.

Белый. Белый. Красный.

Вечер. Мы проходим маленькой улицей Рита Лудольф, по которой проходили сотни раз. Все как обычно. Портейро моют мыльной пеной черно-белый тротуар против своих подъездов. Вокруг газетного киоска толпятся прохожие. Людно у прилавков «бобса». Мальчишки-продавцы снуют от плиты к стойке, от стойки к холодильнику, шатаются от усталости и улыбаются покупателям. На перекрестке ватага ребят гоняет по мостовой консервную банку, заглушая воплями ее грохот. Все знакомо и привычно. Сторож нашего дома Педро торжественно приветствует нас, и мы так же торжественно отвечаем на его приветствие. Все как всегда. Но всегда мы спешим. Мы всегда спешим, а сегодня спешить не надо. Наши чемоданы уложены, документы выправлены, деньги израсходованы. За нами должны заехать. Неприятное состояние ожидания. Мы слоняемся по пустой квартире, ставшей сразу неуютной и чужой. Выходим на балкон. Темно. Только черное небо. И прямо над нами семь ярких звезд Южного Креста.