Луи Буссенар - Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию

Переход через тропики. — Нашествие крыс. — Песчаная пустыня. — Нехватка воды. — Эпизоотия [113] Эпизоотия — широкое распространение заразной болезни животных. . — Непоправимые несчастья. — Мы вынуждены бросить четыре повозки. — Офтальмия. — Дерево от лихорадки. — Ужасные последствия солнечного удара.

— Двадцать три с половиной градуса южной широты и сто тридцать пять градусов восточной долготы, — объявил майор, определявший наше местонахождение. — Господа, пересекаем тропик [114] Тропики — параллели с широтами 23°27′ — Северный, или тропик Рака, и Южный, или тропик Козерога. Козерога.

— Спасибо, майор, — поблагодарил МакКроули, растянувшись под квадратным куском парусины, прикрепленным к четырем большим деревьям, не отбрасывавшим тени. — Хронометр так же, как и солнце, сообщает, что сейчас полдень, не так ли? Мы шли с трех часов ночи и проделали примерно семь-восемь французских лье.

— Превосходно, — оживился старый офицер. — Пробудем здесь до завтра. Слава Богу, после схватки с людоедами мы значительно приблизились к цели.

— И к счастью, без помех.

— Было бы пренеприятно, мой лейтенант, — как всегда, официально обратился Сириль к МакКроули, — каждый раз сталкиваться с австралийцами, желающими насадить нас на вертела или рассечь головы своим каменным оружием.

— Вполне разделяю ваше мнение, дорогой охотник, и до сих пор с содроганием вспоминаю о встрече с дикарями. Да, горячая была схватка!

— Бедняги! И почему только они ведут себя подобным образом с такими людьми, как мы, которые и мухи-то не обидят.

Да, вы, французы, — филантропы. Но, дорогой друг, когда делают омлет, разбивают яйца. Если хочешь колонизировать страну, нельзя останавливаться ни перед чем. Лучше убить каннибалов, которые хотят помешать другим попасть в этот рай, чем быть убитыми ими.

— Минуточку, лейтенант! Я предпочел бы сам мучиться, чем пролить кровь ближнего.

— Благодаря заботам нашего друга мы уже на ногах, раны зажили, пройдено триста километров после того злополучного дня, который мог стать для нас последним, — вмешался Робартс. — Еще одна неделя — и путешествие завершится. Так забудем же этот кошмар и простим несчастных, они более невежественны, чем виновны.

Сам МакКроули был олицетворением тех английских филантропов, которые препятствуют торговле чернокожими и поддерживают эмиграцию китайских кули [115] Кули — в некоторых странах Азии — носильщик, грузчик, возчик, чернорабочий. , а будучи членами Общества против злоупотребления спиртными напитками и табаком, экспортируют колоссальное количество крепких ликеров и опиума. В Европе они возражают против смертной казни и требуют лучших условий содержания для заключенных, но преследуют без сожаления коренных жителей своих колоний.

Сириль бесконечно великодушен и храбр от природы. Он добр по натуре и делает добро без раздумья, как ньюфаундленд, главное назначение которого — спасать. Это характерный тип необразованного, но истого француза с примесью свойств потомственного босеронца.

МакКроули — английский патриот, фанатически любящий свою, только свою страну. Эта любовь кончается там, где не развевается британский флаг.

Сириль же безотчетно и без всяких различий любит все существа, обитающие на земле.

Разговор оборвался, и каждый постепенно погрузился в дремотное состояние. Под деревьями с пыльно-серыми листьями было жарко, как в домне. Часовые, опершись на ружья, отчаянно боролись со сном.

Прошел едва лишь час, как вдруг собаки начали то уныло повизгивать, то отрывисто и приглушенно лаять — почуяли приближающуюся неведомую опасность. Неужели снова придется отбиваться от аборигенов?

Но что творится с псами? Они словно взбесились! Какие адские завывания! Эй, Брико, Мирадор, молчать! Перестань, Равод! Тихо! Но собаки срываются с поводков, и вся воющая свора устремляется вперед, держа нос по ветру и хвост трубой, как во время охоты на зверя. Если это туземцы, то бедные четвероногие пропали.

Мгновенно окружаем повозки, поставленные, как всегда, стратегически в форме креста Св. Андрея. Внимательно смотрим во все стороны и держим пальцы на курках, готовые отразить атаку таинственного врага.

Проходит десять минут. Лай, который постепенно отдалялся и стихал, вдруг переходит в стенание, и наши собаки возвращаются гораздо быстрее, чем убегали. Окровавленные, с разодранными ушами, они скулят так, будто их отхлестали кнутом, и буквально ползают у наших ног, как бы прося прощения за опрометчивость и умоляя поскорее и понадежнее их защитить. Нет времени осматривать песьи раны. Враг уже здесь! Трава исчезает под массой маленьких зверьков, надвигающихся плотным потоком, который тянется сколько видит глаз. Они повсюду: карабкаются на деревья, скользят по ветвям, сгибают ветки кустов. Они непрестанно движутся, сталкиваются, перелезают друг через друга, падают, снова поднимаются, производя шум, словно при нашествии саранчи.