Марина Москвина - Гуд бай, Арктика!..

В первые послевоенные годы Баренцбург был восстановлен. Сначала на склоне появились портовые деревянные домики — вот они, покрашенные яркой васильковой краской, вполне себе ничего, хотя такие заслуженные памятники старины.

С западного берега Грён-фьорда из озера Стемме по дну залива проложили водопровод с питьевой водой, поэтому заходящим судам не разрешается бросать здесь якорь, о чем предупреждают все лоции мира: случайный якорь может ненароком повредить водопровод.

В 50—80-е выросли многоэтажные кирпичные дома, больница, детский сад, школа, спортивный зал с бассейном, Дворец культуры, станция космической связи — можно смотреть передачи первой программы Центрального телевидения; вертолетное подразделение с пятью вертолетами Ми-8, оснащенное ремонтной базой, мощная радиостанция, способная принимать и посылать сигналы хоть в джунгли Африки, геолого-разведывательная экспедиция — ГРЭ; подсобное хозяйство — коровник, свинарник, курятник, теплица…

Магазин всего один. Малочисленные товары в нем, как и в буфете, — консервы, сигареты, компот — продавались по специальным талонам треста «Арктик-уголь» — зарплата у полярников была повышенная и поступала им на сберкнижки на материк. Теплыми вещами и робой местных жителей снабжал трест, питание бесплатное — столовая, поднятая из руин, открыта круглосуточно, в любое время заходи и ешь вдоволь.

Кормили в советское время замечательно, вспоминают жители того Баренцбурга, одних только холодных закусок — двадцать видов. Соленые огурчики, помидорчики, капустка не переводились, но и свежие овощи, маринованные грибочки, маринованная рыба нескольких сортов и способов приготовления, селедка в маринаде и под шубой, лучок-чесночок, да мало ли чего, что взбадривало душу обитателю «поселка угледобывания высокой категории по степени опасности».

Запрет лишь на спиртное — в Баренцбурге всегда был сухой закон.

На самой окраине у мыса Финнесет помимо дома треста — контора губернатора Шпицбергена, куда он и его служащие прибывали для расследования смертельных случаев на российской шахте.

Бывало, под окнами ходит-бродит полярный медведь, заимевший пристрастие к помойкам. Тогда вызывали норвежскую команду — зверя усыпляли и на вертолете отвозили подальше от людского жилья. Или отгоняли искателя легкой добычи на противоположный берег ветром пропеллера низко летящего вертолета, выстрелами вверх и ревом снегоходов.

Памятниками этой фантастической исчезнувшей цивилизации на фоне отрешенных пирамидальных гор остались отработанные штольни, пустые монументальные постройки на свайных фундаментах в вечной мерзлоте, зияющие черными окнами, нерушимая столовая, обитая почерневшей вагонкой (над входом сохранилась надпись «столо» — последние три буквы «вая» отлетели, на двери висел огромный замок), и черная грязь на дорогах.

— Ни островка живой земли! — бормотал Боб Дэвис, шагая по улице помора Ивана Старостина, пробывшего на этих берегах безвыездно пятнадцать лет из тридцати девяти полярных зим на Шпицбергене и погребенного тут, неподалеку, два века назад, в мерзлой земле, на мысе его легендарного имени. — Ни зимних садов, ничего, — удивлялся Боб, — все строилось так, чтобы отгородиться от природы, замкнуться в собственном жилье, окружить себя отопительными трубами, которые бессмысленно выбрасывают тепло в атмосферу, котельные сжигают огромное количество угля, загрязняя сажей воздух. Насквозь проржавел трубопровод. И еще ошибка — всюду бетон, самый хрупкий материал при низких температурах!

— А что, из соломы ведь не построишь! — смело возражал Леня.

— Пойми, старик, — объяснял Боб, — можно же привезти с материка мягкие камни и немного дерева, а не цемент!..

Справа высился монумент погибшему в 1948 году по пути в Мурманск экипажу парохода «Геркулес» — сложенный из камней и настоящего якоря. Перед въездом на шахту «шумели» три березы на зелененьком лугу — огромное побитое стужей и ветрами панно кисти незамысловатого художника символизировало Родину, чтобы жители Баренцбурга не забывали, как выглядят деревья.

На центральной площади располагалась огромная Доска почета, к ней вели дорожки, посыпанные песком, но самих удостоенных почета не было — доска пустовала. Рядом на бетонной стеле были изображены шахтер на фоне космической ракеты, какие-то трубы и загадочное стихотворение: