Жан-Пьер Шаброль - Миллионы, миллионы японцев…

Покидая выставку, Его пневматическое величество обратилось ко мне с краткой торжественной речью.

— Он приглашает вас в свое поместье! — перевела мадам Мото, замирая. Украдкой, не без раздражения, она подала мне знак положить в рот трубку.

О завтраке на западный манер я скажу лишь одно: наш хозяин денег не считал. Посередине стола возвышался сказочный букет живых цветов. Прежде чем дать сигнал садиться, Его величество Покрышка церемонно взял букет в свои костлявые руки и потряс им под моим носом с подчеркнутыми поклонами. Все долго мне аплодировали. Разумеется, как большинство непосвященных, я решил, что это старинный восточный обычай.

От начала до конца трапезы разговор вел по-японски «монарх» — он подавал сигнал рабски подражать его смеху и реакциям. Девочка из слоновой кости сидела слева от меня. Я несколько раз пытался завязать с ней разговор, но мама, сидевшая напротив, сразу начинала прислушиваться, чтобы проверять английский своей дочери. Я попытался выудить что-нибудь в волнах японского языка, но моим уловом были лишь несколько Шекспиров и немало Бальзаков, отдельными партиями, никак не связанными одна с другой.

Воспользовавшись краткой отлучкой матери, девчушка призналась мне на английском языке, с паузами из-за нерешительности, в безграничной любви к Шекспиру, а также, насколько я понял, к некоему мистеру Фукуда, который является кумиром японской молодежи, почему именно — я не разобрал.

Прощание было поистине трогательным: я усердствовал с отвратительным рвением, поскольку мадам Мото успела мне торжественно объявить, что Его величество Покрышка предложил мне комнату в своем городском доме.

— Гостиница больше не нужна, — уточнила она, и великолепный цвет ее красивого лица свидетельствовал о хорошем пищеварении.

— Ах, какой он милый, правда?! — Наш меценат велел юному журналисту сделать последний снимок. Тот, не мешкая, раз двадцать нажал на кнопку, к тому же стоя на коленях, ибо он хотел поймать в кадр в виде ореола над головой Короля вывеску, вырезанную на фронтоне здания, — надо ли уточнять, что то была покрышка? Я постарался забыть, какие взволнованные позы благодарности я машинально принимал из раболепия.

Еще одну добрую весть мадам Мото приберегла до обратной поездки в такси: внучка доброго Короля проявила желание видеть Шекспира, и я пригласил ее пойти сегодня вечером с нами… Кстати, бледная наследница Его величества шла главным образом из-за мэтра Фукуда, автора инсценировки и режиссера спектакля; она была от него без ума — дорогое дитя! — как и все японки.

— Сэнсэй Фукуда, — с удовольствием повторяла мадам Мото, — идол японской молодежи.

Она высадила меня у гостиницы:

— Славный денек… — она была на седьмом небе. — Очень, очень хороший денек!.. Он [Король Покрышек] милый, правда?

Было три часа дня… Она объявила, что в шесть у меня свидание с наследницей Короля и Ринго у входа в театр…

— Они обе милые, правда?

Она произнесла это тем же тоном, каким говорила о Покрышке. Из недр своей сумки она извлекла записную книжку «Цементные заводы Лафаржа» и среди растрепанных листков отыскала театральные билеты. Она показала мне план, отпечатанный на обратной стороне.

— Но тут всего три билета! А вы? И красивое китайское платье…

Никогда еще я не видел, чтобы человека так мгновенно покидала радость: она скрючилась в глубине такси, нахмурилась, принялась конвульсивными движениями массировать себе лоб и глаза:

— Я очень устала, очень, очень! У меня очень, очень болит голова, я совсем не спала эту ночь, мне надо отдохнуть, уснуть сейчас же, извините меня… Кстати, это вам! Извините, я должна пойти спать, извините меня, до завтра…

Она подняла на меня свои покрасневшие глаза, которые уже не могли ее изобличить, и велела таксисту ехать дальше.

По дороге в свой номер я обнаружил, что вместе с тремя билетами она дала еще и конверт. В нем оказалось десять тысяч иен. Мне стало стыдно. Тем не менее я сказал себе, что это аванс на расходы, выданный, как положено, моим продюсером! Я так себя уговорил, что стал смотреть на эти десять тысяч, как на честно заработанные деньги.

Я еще понятия не имел, как низко паду в Японии. До встречи с расфуфыренными барышнями в моем распоряжении было три часа, и я решил провести их в общении с простым людом. Это была внутренняя потребность. Я вовсе не рассчитывал таким образом восстановить равновесие или даже упасть с верха общественной лестницы к ее низу. И все же, наверное, у меня было подсознательное желание чокнуться с бродягами, которые вовсе не скрывают, что являются ими. Грязевые ванны иногда врачуют и сознание.