Еще мне предстояло найти нового кока, а от Шенби отделаться. Мало того что он готовил несъедобную пищу, он стал приворовывать. Поначалу, как я уже отмечал, он сам поглощал похищенное съестное, однако в Бейпоре он сумел развернуться: стал менять украденные продукты на сигареты. Застав его за этим занятием, я запретил проходимцу сходить на берег. Однако отделаться от Шенби оказалось непросто, ибо у него было пакистанское подданство, а индийские власти не горели желанием приютить у себя пакистанского моряка, списанного на берег. Оставалось отправить Шенби на родину, но и это оказалось нелегким делом. Чтобы уладить этот вопрос, я потратил неделю, мотаясь в Каликут и обратно. В Каликуте меня посылали из одной конторы в другую, но я только зря тратил время. Наконец я пришел в специальную службу, сержант которой взялся решить вопрос, правда, за немалую мзду. Однако, когда я пришел к нему на следующий день, он сказал, что вопрос еще не улажен и попросил заменить одну из данных ему банкнот, ибо ту по причине ветхости у него не приняли в банке, и он ее выбросил. Мне оставалось упрекнуть себя в том, что я понадеялся на сержанта, хотя мог бы уразуметь еще накануне только по виду офиса пресловутой специальной службы, что здесь не утруждают себя работой. В помещении находились два ряда столов, по десять в каждом ряду, на столах — папки с подшитыми в них бумагами, но только папки эти разбухли и пожелтели от времени, а новые, видно, не заводили. Половина рабочих мест пустовала, а клерки, сидевшие за столами, работой не занимались, а, опершись о спинку стула, казалось, отрешенно смотрели — кто в потолок, кто в окно, словно созерцательный образ жизни помогал им совершенствовать дух.
Не добившись успеха у клерков, я отправился к их начальнику, офицеру. Он сидел в своем кабинете, занятый чтением. Перед ним лежал роман Джона Фаулза «Волхв». Я приободрился, воспрянул духом: офицер — образованный человек и, возможно, войдет в мое положение. В моей библиотеке на судне имелся другой роман Фаулза — «Женщина французского лейтенанта». Выяснилось, что офицер не читал эту книгу, но с удовольствием прочел бы ее, ибо от «Волхва» пришел в восторг. На следующий день я передал офицеру «Женщину французского лейтенанта», а Шенби с билетом на самолет и месячным жалованьем отправился на автобусе в бомбейский аэропорт, чтобы улететь в Пакистан. За него я нисколько не беспокоился, был уверен: не пропадет — он умел приспосабливаться.
Шенби заменил Ибрагим Хасан, выходец с Миникоя. С ним я познакомился на Малабарском берегу Индии, когда посещал те края в поисках корабельного леса. Ибрагим был обычным клерком, не имевшим, по его убеждению, ни единого шанса достичь служебных высот, и теперь, когда я снова встретился с ним, он, узнав что мне нужен кок, изъявил желание занять вакантное место. Стряпать на большое количество ртов Ибрагиму не приходилось, но я рассудил, что кто бы ни стал коком на корабле, он будет готовить лучше, чем Шенби. Однако Ибрагим превзошел все мои ожидания. Он готовил прекрасно — язык проглотишь, что, понятно, благотворно сказалось на настроении в коллективе.
В Бейпоре наш экипаж покинули Роберт Мур, Джон Харвуд, Дейв Таттл, Трондур Патурссон и Мухаммед Исмаил. Первым троим следовало вернуться на службу, Трондуру предстояло готовиться к выставке своих живописных произведений, а Мухаммед после годового отсутствия решил вернуться к семье, проживавшей близ Каликута. Вместе с тем в Бейпоре наш экипаж пополнили Питер Ханнем, морской биолог, и моя девятилетняя дочь Ида, которой в школе предоставили отпуск, дав ей возможности принять участие в сказочном путешествии. Ида приехала вместе с Питером. Они встретились в Лондоне, а оттуда добирались до Бейпора сначала на самолете, потом на поезде и, наконец, на такси, проведя в дороге четверо суток.
Но еще не отправившись в путешествие, Ида уже попала в сказочный мир, с которым раньше могла ознакомиться только по иллюстрациям в книжках. От реки отходили узкие улочки, почти сразу же вливавшиеся в настоящий лабиринт переулков. На берегу у лодочного причала постоянно сновали люди. Наиболее колоритно выглядели носильщики, которые, устроив на голове большие корзины с рыбой, шли, сгибаясь под тяжестью, не забывая отметиться зычным криком, когда проходили мимо неказистого домика, в котором сидели учетчики пойманной рыбы. К берегу, к выкрашенным в зеленый цвет лодкам, на которых можно было переправиться через реку, сходились пассажиры: мужчины с велосипедами, женщины с тяжелыми сумками, дети с ранцами.
Читать дальше