Тим Северин - Золотые Антилы

Через четыре дня другой корабль, на сей раз шлюп с Ямайки, взял на борт свежие депеши, копию списка потерь, дубликат официального журнала экспедиции, и некого Александра Гамильтона [19] Не состоявшего, насколько это известно, в прямом родстве с американским государственным деятелем Александром Гамильтоном, несмотря на связь последнего с Вест-Индией (он родился в Невисе, на британских Подветренных островах). , главного счетовода экспедиции, избранного советом, чтобы проследить за доставкой почты в Шотландию. Патерсон возражал против посылки Гамильтона курьером, доказывая, что никто кроме него не в состоянии вести учет товаров Каледонии, — очевидно, Патерсон все еще слепо надеялся на успех империи. Его возражения отклонили, хотя Патерсон мог утешаться тем, что вместе с Гамильтоном, правда, как частное лицо, отбыл некий майор Каннингем. Канингем был самым сварливым из членов совета и самым шумным критиком всего предприятия. Дошло до того, что обсуждали, не арестовать ли его и не посадить ли в тюрьму, так что когда неуживчивый майор собрал пожитки и отбыл по собственному желанию, все вздохнули с облегчением.

Гамильтону и почте потребовалось три месяца, чтобы добраться до Эдинбурга, а дела Каледонии шли все хуже. Тем трагичнее выглядит то обстоятельство, что, добравшись до Эдинбурга, он выполнил полученные инструкции и представил самое восторженное описание жизни в Каледонии в подтверждение оптимистичного доклада совета. Дирекция была так рада услышать его рассказ, что наградила Гамильтона кошельком с сотней гиней «в награду первому, принесшему добрые известия из американского поселения», и немедленно занялась снаряжением второго флота.

Этот флот, согласно первоначальному плану, должен был укрепить фундамент, заложенный якобы первыми поселенцами. Никто не знал, что положение шотландской колонии становилось все более отчаянным с каждой неделей после отправки Гамильтона. Ни Рождество, ни Новый год не дали оснований для веселья. До колонистов дошло известие, которого те больше всего боялись: испанцы решили нанести им удар. Первое предупреждение пришло от английского капитана Лонга, пославшего на берег шлюпку со сведениями, доставленными его патрулем. Стало достоверно известно, что испанский Наветренный флот получил подкрепление и что в Картахене собирается экспедиция против шотландцев. В январе подтверждение этим слухам приносили по крохам купеческие суда, заглядывавшие иной раз в гавань Каледонии. Затем стало известно, что «Дельфин» напоролся на рифы у Картахены и его выбросило на берег. Испанцы немедленно захватили команду в плен и обошлись с ней как с настоящими пиратами. Все эти события приводили каледонцев в уныние, и колонисты готовились к крупному столкновению с испанцами.

Все мрачные слухи, просачивавшиеся в Каледонию, были верны, однако совет упускал из виду существенное обстоятельство — что испанцы ведут подготовку в совершенно неадекватных масштабах. Насколько было известно каледонцам, угроза была скорее психологической, чем реальной, поскольку, несмотря на крупные маневры испанцев, о которых говорили по всему Карибскому морю, испанская экспедиция против шотландцев представлялась лишь незначительным походом.

На деле испанцы, разумеется, выступали с далеко не малыми силами. Известие, что сильный отряд шотландцев утвердился на Панамском перешейке, вызвало серьезную озабоченность у мадридских властей. Они сочли, что англичане отступают от условий договора с Испанией, и английскому послу в Мадриде лорду Стэн-хоупу пришлось туго. Он пытался объяснить испанцам, что Шотландия выступает в данном случае как суверенное государство и что в Дарьене обосновались шотландцы, а не англичане, однако успеха не добился. Испанцы не слишком разбирались в различиях между владениями короля Вильгельма, и вскоре решили, что проще будет выставить шотландцев силой, чем препираться из-за них с английским послом. Соответственно Совет Индий разразился ливнем королевских инструкций, приказывавших переформировать и усилить Наветренный флот, а одному из адмиралов, направлявшемуся в Пенсаколу, вместо этого взять курс к побережью Панамы, всем же губернаторам испанских колоний на Антилах — оказывать всевозможное содействие к изгнанию шотландских «пиратов». Сообщалось, что даже церковь согласилась пожертвовать миллион пиастров, чтобы помочь сбросить протестантов в море.

Однако испанские колонии, окружавшие Карибское море, не в состоянии были собрать армаду за такой короткий срок. Офицеры испанской разведки ошибочно оценивали вооруженные силы шотландцев, высадившихся на Дарьене, в четыре тысячи человек, и американские испанцы действовали с соответствующей осторожностью. Переписка между различными испанскими колониями затягивалась на недели, если не на месяцы, а из-за недостатка транспортных судов испанским военным властям приходилось выжидать и усиливать флот, попросту передавая ему всякое судно, зашедшее в порты. Кроме того, испанские командиры давно завели привычку рассчитывать, что всю тяжесть расходов и сражений возьмут на себя их партнеры. Каждая колония расценивала исходящую от каледонцев опасность с точки зрения собственных интересов. Случилось так, что шотландцы заняли местность, откуда не могли непосредственно угрожать ни одному из испанских поселений; по той же причине у испанцев рядом с Каледонией, ближе, чем в Картахене, не было ни одной гавани, где можно было бы собрать значительные силы и необходимые припасы. В довершение всего испанское командование представляло собой в большинстве дурных офицеров, по натуре склонных тянуть время. Один адмирал потратил так много времени, запрашивая разъяснений к королевским приказам, что опоздал в пункт рандеву; командующий Наветренным флотом жаждал атаковать шотландцев, но его флот находился в таком состоянии, что вряд ли мог выйти в море; а губернатор Панамы не спешил выдвигать силы против угрозы, представлявшейся ему несерьезной, оставляя город беззащитным перед атакой с Тихого океана.