Войдя в погруженный в кромешную тьму сарай, якут начал ощупью искать нарты. Внезапно раздалось рычание, словно он разбудил медведя, и Шолем понял с опозданием, что у него под рукой не мех, а борода спавшего казака. Солдат крепко схватил проводника и собрался было позвать на помощь, как тот, не теряя самообладания, решился на предерзостную хитрость. Не пытаясь вырваться, он шепнул на ухо служилому:
— Водка!
Слово это оказалось волшебным: казака, как известно, всегда мучает жажда.
— У тебя есть водка?! — радостно вопросил дуралей, предвкушая нежданный пир. — Давай же! Давай скорее!
— Подожди, огненная вода в нартах.
— И много?
— Э-э, много, — ответил Шолем, искусно подражая интонации чукчи, которому не терпится пригубить вожделенный напиток, — бутылей сто…
Казак пришел в восторг.
А якут, подобно опытному дипломату, решил сейчас же внести изменение в свой план.
Раздвинуть сумки и тюки, расположение которых в нартах было ему прекрасно знакомо, и достать сорокалитровый бочонок было для него минутным делом. Солдат, поводив руками по емкости, остался доволен ее размером. Затем, нащупав деревянный краник, присел на корточки и с невероятной жадностью начал ловить ртом жгучую струю. Пил он долго, самозабвенно, и объятия его, в которые был заключен драгоценный сосуд, становились все более нежными. Наконец, пощелкав языком, казак похвалил проводника:
— Ты славный человек! Давай, теперь твоя очередь!
Шолем притворился, будто пьет: выпивка не входила в его план, в другое время он был бы ей рад.
В груди у казаков, несмотря на их внешнюю грубость, бьется доброе сердце. Они делятся всем, что имеют, и всегда приглашают своих товарищей угоститься тем, что послал им случай. Новый друг Шолема не был исключением из правила и посему поспешил разбудить двух сослуживцев, спавших рядом с ним среди оленей. Когда каждый из них приложился к заветному кранику по нескольку раз — и все в абсолютной тишине, один из казаков напомнил, что и другие солдаты были бы тоже не прочь припасть к сему феноменальному источнику, и взялся немедленно их разбудить и привести сюда, но так, чтобы этого не знал командир.
Минут через пятнадцать по снежному ковру осторожно заскользили темные тени, незаметно прокрадываясь к сараю, из которого призывно несло спиртным, да так сильно, что страждущие издали глотали слюнки в предвкушении обильного возлияния.
Вскоре под навесом собрался весь отряд — кроме, разумеется, командира: измученный пятью днями погони, он, укрывшись шкурами, крепко спал.
Казаки отнеслись к нежданному празднеству серьезно. Пили методично, по очереди, энергично впитывая в себя, словно губка, алкоголь. Каждый отсасывал из крана столько, сколько позволяло его дыхание. Жажда никак не проходила, но и бочонок казался бездонным. Сменяя друг друга у краника, выпивохи всею душою наслаждались божественным даром.
Результат подобной неуемности не заставил себя долго ждать. Упившись до умопомрачения, кутилы уже плохо держались на ногах, глаза их закрывались. И, как люди закаленные, с большим практическим опытом, они спешно соорудили себе из мха и лишайника ложе, чтобы если и свалиться, так на эту подстилку, а не в снег. Но от бочонка не отстали — его сосали до тех пор, пока в нем не осталось ни единой капли.
К тому времени уже ни один из гуляк лыка не вязал. Силы разом оставили их. Повалившись друг на друга, словно карточные валеты, они, уже засыпая, немного потолкались, устраиваясь поудобнее, и вскоре из этой живописной кучи раздался мощный храп, который не смогла бы заглушить и дюжина контрабасов.
Шолем, терпеливо ждавший этого момента, направился не теряя ни минуты к своим соплеменникам, якутам-каюрам, разбудил их и велел отпустить собак, запрячь по три оленя в каждые сани и тихо подъехать к чуму. Ему хотелось бы еще обойти все сараи, где стояли олени чукчей и казацкие лошади, чтобы отвязать животных, но времени на это уже не было.
Когда трое друзей, в течение двух часов изнывавших от волнения и неизвестности, дождались наконец своего проводника, пробил уже час ночи.
— Хозяин, — сразу обратился Шолем к Алексею, — ты готов?
— К чему?
— Выезжать.
— Когда?
— Немедленно.
— А сани?
— Уже запряжены.
— А казаки?
Якут рассмеялся сдержанным, таинственным смехом Кожаного Чулка из произведений Фенимора Купера [145] Купер Джеймс Фенимор (1789–1851) — американский писатель, автор цикла романов о героических и трагических событиях во время колонизации Северной Америки. Кожаный Чулок — индеец, герой пяти произведений Ф. Купера, среди которых — «Пионеры» (1823) и «Последний из могикан» (1826).
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу