Григорий Федосеев - Мы идeм по Восточному Саяну

Тропа идет косогором, смягчая крутизну, и как бы намеренно не желая спускаться на дно ущелья. Но миновать ей русло не удалось — в два часа дня мы вышли на реку. Дальше путь шел по топкому дну долины главного истока, в том же направлении: на юго-восток. Скоро река осталась вправо, а тропа стала взбираться по узкому гребню, и мы вышли на перевал.

Мы не поехали тропою, решили подняться как можно выше по речке и там заночевать. Трудно было продолжать путь, не взглянув на местность, которую пересекали. Тут сказалась привычка геодезиста — зримо представлять рельеф и видеть перед собою открытый горизонт. Иначе у нас не сложилось бы того незабываемого впечатления, какое в действительности производит на человека центральная часть Восточного Саяна своею грандиозностью.

Мы остановились недалеко от истока, на зеленой лужайке, под крутым склоном Кинзилюкского хребта. Наскоро пожевав сухого мяса и запив кипятком, мы с Прокопием покинули лагерь, намереваясь выйти на одну из вершин хребта, а Лебедев остался с лошадьми. Поднимались по истоку, спадающему каскадами в долину с большой высоты. А вокруг все шире раздвигался горизонт, вырисовывались новые и новые вершины, открывались дали. Мы же старались всего этого не замечать, хотелось одним долгим, запоминающим взглядом насладиться панорамой.

На дне цирка, под защитой мрачных скал, покоится небольшое озеро, из которого берет начало Фомкина речка. И тут смелые альпийцы толпятся по берегам ручья, по сглаженным площадкам и даже по россыпям. Как приятно среди холодных, каменных громад видеть крошечные лужайки, покрытые ковром ярких альпийских цветов. Колокольцы водосбора, розовые полоски горлянки, красный мытник, желтый лютик, маки праздновали свое короткое лето. Ни единый звук не нарушал безмолвия цирка, разве снизу случайный ветерок донесет с духотой летнего дня шум водопада, да иногда сорвется сверху камень, падая он разбудит скалы, перекликнутся они, поворчат и снова наступит длительная тишина.

На вершину гольца взбирались по кромке цирка. Из-за ближних скал надвинулась черная туча, она проглотила солнце и угрожающе повисла над нами. Налетел сырой ветер. Нужно было торопиться, но теперь мы не могли одним приемом преодолеть крутизну, как это делали раньше. Голод подтачивал наши силы, ноги теряли упругость, в глазах не рассеивался рой звезд. Если бы не профессиональное самолюбие, мы бы непременно повернули обратно.

— Слышите, самолет гудит! — крикнул Прокопий, хватая меня за руку.

Мы долго прислушивались. Из глубины потемневшего неба доносился какой-то затяжной звук. Был ли это самолет — мы не определили, но страшно хотелось верить, что наконец-то прилетел Мошков, ведь все мы до крайности измучились ожиданиями и раздумьем.

За гребнем, на который мы с трудом вышли, показался другой гребень, еще более недоступный. Но впереди уже обозначилась лохматая вершина гольца и это поддержало нас. Еще небольшое усилие и мы выбрались на снежное поле. Идти стало легче. Уже оставалось не более сотни метров до цели, как с противоположной стороны воровски подкрался туман. Он прикрыл голец и окутал, нас беспросветной мглой. Какая досада! Нужно же было этому случиться у самой вершины, после стольких усилий, потраченных нами на подъем.

— Видно и удачи от нас отвернулись, — сокрушался Прокопий.

Вершина, на которой мы находились, названа Фомкин голец. Это самая высокая точка Кинзилюкского хребта, ее отметка 2213 метров. Здесь и заканчивается хребет, круто обрываясь на дно Второй Фомкиной речки. Дальше к Казыру протянулся хребет Вала.

Уже стало темнеть, когда мы покинули вершину и, словно обреченные, шагали по россыпи. Ветер набрасывал из ущелья запах отогретых скал, смешанный с запахом хвойных лесов, альпийских полян, топей. Туман стал быстро редеть. Дождь догнал нас на крутом спуске и, словно за какую-то провинность, так исхлестал, что нитки сухой не осталось на нашей одежде.

В лагерь пришли потемну, усталые, разбитые и после ужина сразу уснули. Нужно было хорошо отдохнуть, чтобы на следующий день добраться до истоков Прямого Казыра.

Утром мы вернулись своим следом к тропе. Она вывела нас по узкому, залесенному хребтику на широкую седловину, разъединяющую Агульское белогорье с Кинзилюкским хребтом и являющуюся перевалом во Вторую Фомкину речку.

Здесь я должен буду прервать свое повествование и сказать несколько слов о названиях рек и хребтов этой части Восточного Саяна.