— Скоты! Стану я с ними в очереди стоять!
Меня он величественно поблагодарил и удалился в угол столовой, не навязывая своей компании, что я с удивлением отметил. Я быстро поел, выпил знаменитого «первого на трассе» пива (кстати, оно оказалось много хуже сусуманского) и вышел на улицу.
Рядом со столовой находился магазин, в одной половине которого торговали промышленными, в другой — продовольственными товарами. Покупая кожаные перчатки, я заметил того самого седого старика, из-за которого очередь едва не растерзала меня. Старик протянул продавщице продовольственного отдела трешницу [38] В те времена за трояк еще можно было купить бутылку водки даже на Колыме.
и насмешливо сказал:
— Валя, продайте, пожалуйста, бутылку водки представителю эксплуататорского класса, — потом взял эту бутылку, сунул ее в карман и тут заметил меня. Подошел, положил руку мне на плечо:
— Вы, конечно, дворянин?
Я растерялся:
— Что вы, какой дворянин? С чего вы взяли?
Он посмотрел на меня снисходительно и покровительственно заметил:
— Не надо этого стесняться, — церемонно поклонился и ушел.
С чего он взял, что я дворянин? И на какого дворянина я могу походить сейчас, рваный, грязный и небритый?
И вот Колымская трасса подходит к концу. Проезжаем последние десятки километров, населенные пункты, известные по «колымской» литературе: Атку, Палатку, Стекольный завод.
По пути заехали в Магаданский аэропорт, совсем еще новенький. Старый, расположенный неподалеку от города, пришлось аннулировать (новый-то расположен довольно далеко, километрах в семидесяти): старый аэропорт почти всегда бывал закрыт из-за нелетной погоды — рядом ледяное море. Новый же расположен в сопках, и тут почти всегда хорошая погода. Мы намеревались в камере хранения аэропорта оставить те вещички, которые возьмем с собой в самолет (то есть те, что не будем отправлять контейнером), но, к сожалению, мест в здешней камере хранения нет и, как сказал нам какой-то бородатый мужик с красными, как у кролика, глазами, «никогда не было вообще».
Приехали на знаменитую Магаданскую автобазу. На необъятном ее дворе стоят сотни (а может быть, и тысячи) машин с самыми разнообразными грузами. Поставили в угол двора носом к дырявому забору и мы наше обшарпанное чудовище. Саня с шофером пошли договариваться с администрацией Дома шофера, чтобы нам позволили здесь помыться в душе и переночевать (Саня захватил, конечно, наши замечательные документы на солидных бланках). Однако никакого действия эти бумаги не возымели: переночевать в этом вожделенном раю (кровати, чистое белье, пижамы, телевизор и т. п.) нам не позволили; в душе, правда, вымыться разрешили, но с большой неохотой.
Мы мылись в душе последними и, хотя после купания пришлось надевать все ту же пропыленную донельзя одежду, наслаждение получили огромное. Смотрительница Дома шофера отнеслась к нам крайне пренебрежительно. Нисколько не стесняясь голых мужиков, она убирала душ, хотя мы еще одевались, а Гена даже продолжал мыться. Она била нас по ногам грязной шваброй и без устали поносила всяческими нехорошими словами, среди которых «шпана», «подонки» и «забулдыги» были еще не самыми гадкими. От предложенной трешницы она с гневом отказалась.
Мы вернулись в нашу ужасную вещевку, разгребли пыль, достали спальные мешки и, расстелив их на чахлой травке возле забора, улеглись спать под необъятным небом, полным сверкающих звезд.
Расстроенная попутчица устроилась на ночь на диванчике внутри машины (она, похоже, всю ночь просидела в той же позе, в какой ехала, — вытянув свою негнущуюся ногу вдоль дивана). Возле нее, свернувшись калачиком, спал на том же диванчике и ее сын. Она полагала, что мы сразу же отправимся в морской порт и будем там пытаться устраиваться в гостиницу, но мы так рассчитывали на свои бумаги и документы! Кроме того, шофер-то имел все права на свой родной «дом» и воспользовался ими целиком.
Погода по-прежнему великолепна: яркое солнце, на небе ни облачка, нет ни ветра, ни тумана.
— Такие дни в Магадане, — сказал нам шофер (он, чистый и свежий, разбудил нас ни свет ни заря), — можно по пальцам пересчитать. И пальцев для этого хватит одному человеку.
Магаданский морской порт расположен километрах в пяти от города, в основании знаменитой Нагаевской бухты, и, похоже, эти пять километров — самая худшая дорога, по которой я ездил в своей пестрой жизни.
Читать дальше