Казимир Добраницкий: В Америку и обратно

Казалось иронией, насмешкой над американской техникой, когда толпы негров в тачках отвозили привезенный нами поташ с парохода до завода на расстояние около 150 саженей. Невольно вспоминалось, как в России работают теперь над научной организацией труда, когда я увидел, как эти негры по получасу ждут, пока до них дойдет очередь взять на тачку поташ и отправиться с ним на завод.

И это не только в Саванне. В Мобиле, в Пенсаколе было то же самое. Я не хочу оставить у читателя впечатление, что и в Нью-Йорке или в Новом Орлеане погрузка идет так же. Конечно, нет. Я хочу только показать, что американская техника не захватила всей страны. Параллельно с грузовыми работами в порту я могу еще указать на сельское хозяйство. По книгам о сельском хозяйстве в Америке у мае осталось впечатление, что в Америке фермеру самому вообще почти ничего не приходится делать. Сиди и нажимай кнопки, а электричество за тебя и корову выдоит, и землю вспашет, и засеет ее, и огород польет и т. д. То, что я видел на юге Соединенных Штатов, совсем не соответствует этому взгляду. Когда я в первый раз попал на ферму русского переселенца, человека, уже пятнадцать лет жившего в Америке, и посмотрел его хозяйство, я не мог удержаться от возгласа:

— Совсем, как в России. Но где же электрические машины, тракторы?

Мой хозяин улыбнулся:

— Вот вы чего ищете! Нет уж, сколько лет хлопочем, чтобы к нам для освещения электричество провели, и то добиться не можем. Тракторы, электрические машины — это вы у богатых найдете, которые по 2000—3000 акров имеют. А для бедных техники нет. Разве вот автомобиль. А в остальном я и все соседи так же, как и в России, работаем. Даже хуже. Там, я слышал, можно сельским обществом трактор купить, он на всех и работает; а у нас на одно хозяйство трактор и не купишь и не выгоден он, а чтобы совместно что-нибудь купить, об этом и разговора быть не может. Тут это не принято. Всякий на соседа как на врага смотрит.

То же самое подтвердил мне и другой фермер, живший около Пенсаколы — бывший политический эмигрант:

— У нас техника существует только для богатых. Но ведь и в России крупные помещики имели тракторы и машины. А теперь Россия быстро обгонит нас, потому что у крестьянина есть чувство общественности, которого совершенно нет у нашего фермера. Да и в культурном отношении Россия тоже быстро нас обгонит. Когда слышишь про ленинские уголки, про избы-читальни, про клубы — изумляешься, как быстро это привилось и развилось. А у нас нет такого чувства общественности, нет желания вместе почитать, поговорить о прочитанном. В России, я помню, когда едешь в поезде, то весь вагон беседует. Тут и о политике, и о хозяйстве, и о себе. Все говорят, все интересуются тем, что говорит сосед. А попробуйте вы у нас в вагоне поезда заговорить с вашим другом, с которым вы вместе едете, весь вагон будет бросать на вас недовольные взгляды, прикрываясь пятидесятистраничными газетами, в которых нет ни слова о Европе или о политике, а есть только Америка — американские миллионеры, американские преступники, американские красавицы и американские беговые лошади, — эти господа будут страшно возмущены тем, что вы нарушаете тишину и порядок в вагоне.

О человеке, говорившем мне это, о К., бывшем анархисте с 90-х годов работавшем в революционном движении в Польше, а после 1905 г. уехавшем в Америку, я еще буду писать дальше. Это, несомненно, интереснейший человек из всех виденных мною в Соединенных Штатах людей.

Теперь же я остановлюсь на вопросе, о котором почти не знает русская молодежь, хотя о нем следовало бы не только говорить, но кричать, кричать так, чтобы всякий честный человек содрогнулся, услышав, что творится в стране «великой американской демократии».

Когда реакция в 1907 году ознаменовала свою победу рядом диких еврейских погромов, весь цивилизованный мир выступил на защиту евреев. Франция, Германия, Англия — все выражали свой протест через печать, собирали деньги в пользу пострадавших от погромов.

Более сочувственно, чем другие, отнеслись к евреям американцы. Они так возмущались неравенством евреев с русскими, они так протестовали в печати против еврейских погромов, они так красноречиво говорили, что еврейские погромы в России являются пятном, пачкающим всю мировую цивилизацию…

С тех пор прошло 18 лет. Царская власть, а вместе с нею и погромы, навсегда исчезли с лица России. Пролетариат, взявший власть в свои руки, одним из первых декретов провел равноправие всех наций. В России еврей стал полноправным гражданином.