Виктор Кирюшкин - Говорящий ключ

Когда взошло солнце и разогнало жаркими лучами туман, бухта была такой же безлюдной, как и до приезда старателей. Лишь большая белая цапля важно расхаживала у воды, выслеживая себе добычу.

Беспорядочное нагромождение горных кряжей, казалось, имело свою систему. К северу высилась громада конусообразной сопки, напоминающей шапку великана. Ее склоны были скалисты и обрывисты. Кое-где темнели каменистые осыпи, а на скалах стояли одинокие деревья. К югу веером расходились более низкие отроги, сплошь покрытые тайгой. Воробьев и Большаков стояли на вершине одной из сопок, разглядывая расстилавшуюся перед ними тайгу. Они вышли со стана два дня назад для того, чтобы лучше исследовать местность и попутно поохотиться.

— Вон у того флажного кедра сделаем засаду, — произнес проводник, показав на одно из деревьев, росших в расщелине сероватой скалы. — Обязательно горные бараны проходить тут будут.

— Как ты сказал... флажной кедр? — переспросил геолог.

— Угу... — не вынимая трубки из зубов, отозвался Большаков, — все равно будто флаг — ветви с одной стороны.

Воробьев пригляделся. В самом деле, одинокий кедр напоминал гигантский флаг, поднятый на бастионе полуразрушенной средневековой крепости. Холодные северные муссоны заставили дерево приспособиться к ним. Длинные ветви росли только с южной стороны ствола, вытягиваясь, словно полотнище изорванного ветром флага,. Было вообще мудрено представить себе, каким чудом удерживалось это одинокое дерево на вершине скалы в свирепые осенние и зимние бури.

— Нет, Кирилл Мефодиевич, — сказал Воробьев, задумчиво глядя на дерево, — нам пора в обратный путь. Охотиться будем в следующий раз.

— Зачем в следующий раз? — ответил Большаков, вглядываясь в склон серевшей невдалеке сопки. — Видишь... медведь.

Геолог с трудом разглядел светлое движущееся пятнышко между темнеющими камнями осыпи, тотчас же сбросил с плеча карабин. Оба быстро стали спускаться в распадок, чтобы подойти к зверю против ветра.

Медведь, находившийся от них почти в полукилометре, не замечал охотников. Перейдя каменистую осыпь, он сошел немного ниже к группе низкорослых березок. Здесь зверь, очевидно, нашел гнилую валежину. Он долго копался около нее, поедая личинок и червей. Тем временем охотникам удалось сократить расстояние вдвое. Они осторожно продвигались по узкому распадку, прокрадываясь от кедра к кедру, от камня к камню. Открытые места они перебегали в те моменты, когда зверь, увлекшись поисками корма, опускал голову, скрывая ее в траве.

— Теперь можно стрелять, — шепнул Большаков. — Плохо только, что он выше, чем мы, находится. Ранишь, бросится вниз, тогда берегись. Ничего, стреляй, я буду наготове, однако.

Воробьев, подумав, что и в самом деле зверь может броситься вниз по откосу, что, наверное, может оказаться опасным, поднял карабин, но не успел прицелиться. Медведь внезапно непостижимо легким для него скачком исчез в кустах кедрового стланика. С минуту слышался треск кустов, ломаемых идущим напролом зверем, а затем все стихло. Большаков разочарованно вздохнул и поднялся. Воробьев понял, что скрываться больше незачем, также встал.

— Ветер переменился, — сказал проводник, набивая трубку табаком. — Учуял, однако... теперь далеко уйдет... Он осмотрелся и добавил: — Пожалуй, здесь и заночевать можно, родничок близко, дрова есть, место подходящее.

Большаков ошибся, сказав, что зверь уйдет далеко. Медведь неожиданно дал о себе знать ночью, когда оба охотника заснули, утомленные дальним переходом. Правда, проводник спал чутко, часто просыпался, поддерживал костер. Воробьев не обладал способностью таежника спать в пол-уха, как говорил Большаков, ничего не слышал. Он проснулся от легкого толчка в бок; его будил проводник.

— Ходит, однако, — шепнул Большаков, поднимая руку вверх, к темнеющему склону сопки.

— Кто ходит, Кирилл Мефодиевич?

— Зверь ходит... Он умолк, прислушиваясь к странному гулу, зародившемуся где-то над ними. Затем вскочил, схватив карабин.

Гул быстро усиливался. Причина гула стала ясной, когда вокруг костра, барабаня о землю, стали падать камни, а невдалеке тяжело шлепнулся целый валун. Большаков мгновенно вскинул карабин. Гулко прогремели два выстрела. Эхо подхватило и умножило их.

— Хитрый, однако, — усмехаясь, молвил проводник, отставляя карабин в сторону.