Виктор Кирюшкин - Говорящий ключ

— Ваше счастье, что вы не достали ружья, — заметил геолог. — Тот, другой, мог вернуться, и тогда вам — конец.

— Да, мне был бы конец, — согласился Павел. — Я подумал об этом и оставил ружье в покое. У меня был охотничий нож. Я стал раскапывать им землю вокруг ног. Внизу оказался толстый, очень твердый корень, к которому прижала меня валежина. Перерубать его было страшно неудобно. В общем, когда я освободился, таёжка уже горела. Целая лавина огня была от меня на расстоянии каких-нибудь сотни шагов. Ноги плохо меня слушались. Ковыляя, кое-как я выбрался к мари. Постепенно ноги отошли. Сейчас ничего, идти можно.

— Кто он, этот человек?

— Не узнал. Было слишком темно.

— Муравьев? — начал перечислять геолог.

— Нет, тот выше.

— Марченко?

— Нет, Марченко я сразу узнал бы. У того был малахай на голове, а из наших малахай носит только, Большаков.

— Может, Большаков?

Павел отрицательно покачал головой. Перебрав всех, в том числе и оленеводов, сопровождающих караван, он решительно сказал, что этого человека нет в экспедиции, что он пришел со стороны.

— Иначе я узнал бы его, — с волнением закончил он.

— Не волнуйтесь, Вавилов, — спокойно сказал Воробьев, видя, как побледнело лицо молодого таежника, а пальцы нервно впились в приклад ружья. — Продолжайте рассказывать всем, что ваша отлучка вызвана погоней за оленем, подошедшим близко к стану, а сами присматривайтесь пристальнее, ко всем без исключения. Этот человек здесь... Среди нас. Откуда мог взяться в глухой тайге посторонний человек? Да и как он мог знать, где лежат ящики с грузом? Совершенно ясно, что и вьюк утоплен в озере, и лес подожжен именно им. Кто-то желает, чтобы мы вернулись обратно. Конечно, он хотел утопить ящик с каким-нибудь важным грузом, например, с частями радиостанции, но в темноте взял другой вьюк. Таёжка была подожжена в расчете, что мы проспим, не успеем вовремя уйти к мари, потеряем снаряжение, продукты и вынуждены будем повернуть назад. Нет ли среди оленеводов человека, оберегающего тайгу от нашего вторжения? Ведите себя спокойно, присматривайтесь — и молчок... Никому ни слова. Никто не должен знать, что с вами случилось.

— А Юферову?

— Юферову я верю. Расскажите ему все, только осторожно, чтобы не подслушали. Втроем мы будем начеку, поймаем этого подлеца. А теперь занимайте свое место в караване.

Разбушевавшаяся непогода отняла у экспедиции четыре драгоценных дня. Дождь то затихал, то снова лил как из ведра, то начинал моросить по-осеннему. Выходить в поход было нельзя, но и безделье всем надоело. Кирилл Мефодиевич, надев непромокаемый плащ, отправился выслеживать дикого оленя или козу. По берегу речки было много следов этих животных. Самые юные путешественники — Саня и Виктор заявили, что они решили поохотиться где-нибудь вблизи на боровую дичь. Глухари, рябчики, куропатки были здесь непуганые. Один чересчур смелый косач прилетел даже к самым палаткам и преспокойно уселся на дереве. За это он поплатился жизнью. Увидев первой неосторожную птицу, Нина метким выстрелом сняла ее. Глухарь весил почти полпуда, и из него приготовили замечательное жаркое.

Во время вынужденной стоянки девушка установила радиостанцию и связалась с управлением прииска. Воробьев доложил Постригану о всех событиях последних дней. Он высказал предположение, что таёжка загорелась не сама по себе, а была подожжена человеком, виденным ночью Павлом Вавиловым. Андрей Ефимович полностью согласился с ним и приказал усилить бдительность. Воробьев, Вавилов и Юферов поочередно дежурили три ночи подряд, делая это так, чтобы другим незаметно было их бодрствование. Однако ничего особенного не случилось. Враг, если он и находился в экспедиции, действовал осторожно, затаясь до поры до времени. Николай Владимирович был уверен, что, выждав удобный момент, этот неведомый человек попытается сделать еще какую-либо подлость. После разговора с Постриганом пришлось поневоле посвятить во все Нину. Девушка тотчас потребовала, чтобы ей также поручили ночное дежурство. Николай Владимирович согласился.

Круг, замыкающий предателя, понемногу суживался. После долгого раздумья Воробьев сбросил со счета Афанасия Муравьева и Кирилла Мефодиевича. Оставались оленеводы и Марченко. Но за старателем пока не было ничего замечено. Николай Владимирович окончательно утвердился в мысли, что врага надо искать среди оленеводов и если нет, значит поджигатель появился со стороны.