Поль Брантон - Путешествие в сакральный Египет

Я хорошо понимал этих простых, приятных в общении людей, во многом соглашаясь с их не слишком серьезным отношением к жизни, всю философию которого можно было выразить одним простым словом — «Малиш!» («Не стоит беспокоиться!»).

И тут, в конце пути, за деревней замаячил огромный серебряный силуэт пилона Птолемея, подобный призрачному стражу великого храма. Его пирамидальная вершина четко вырисовывалась на фоне индигового неба.

Древний Карнак, однако же, не спешил принять меня, ибо дорога была перекрыта железной решеткой. Я разбудил спящего сторожа. Тот испуганно вскочил со своей узкой койки и долго протирал глаза, щурясь спросонья от неяркого света моего электрического фонарика. После того, как он открыл мне дверь, я с лихвой расплатился с ним за причиненное беспокойство, и он позволил мне бродить в одиночестве по Карнаку, сколько мне вздумается. Я пересек Внешний двор и на несколько минут присел на груду разбросанных песчанниковых блоков, некогда составлявших верхний ярус величественного пилона, отделяющего Внешний двор от Большого гипостильного зала. Я сидел и размышлял о былом великолепии этого монумента, посвященного Амону-Ра, но вскоре поднялся на ноги и отправился бродить среди стройных колонн и живописных руин Большого зала.

Лунный свет выхватывал из мрака колоннаду, вдоль которой я шел, устилая землю ее черной беспросветной тенью. Вырезанные на колоннах иероглифы по мере моего продвижения то освещались лунными лучами, то вновь тонули в темноте. Я выключил свой фонарик, чтобы он не затмевал более мягкий свет Луны, и включал его лишь тогда, когда совсем не видел, куда ступать дальше. В естественном лунном освещении храм стал похож скорее на сновидение, чем на реальность. Неожиданно передо мной вырос обелиск царицы Хатшепсут: он был похож на сияющую серебряную иглу.

Я продвигался сквозь едва рассеянную лунным светом темноту прямо к закрытым святилищам, находившимся по ту сторону внушительной колоннады Большого гипостильного зала, как вдруг почувствовал, что в своем кажущемся одиночестве я уже не один. Но возможно ли это? Ведь в огромных залах и маленьких часовнях этого храма вот уже пятнадцать столетий не собираются молящиеся, искалеченные каменные боги все это время стоически переносят постигшее их забвение, и я не знаю никого в нынешнем Египте, кто мог бы быть заподозрен в возвращении к религии древних обитателей этой страны. Почему же тогда я чувствовал вокруг себя присутствие других живых людей в этом тихом, как сама могила, выморочном месте?

Я включил фонарик и посветил им вокруг, но его быстрый луч озарил лишь развалины каменных сооружений, взломанные полы, да некоторые рельефные изображения и иероглифические надписи. И ничего даже отдаленно напоминающего человеческую фигуру.

Выключив фонарь, я продолжил свое ночное путешествие, и ощущение чужого присутствия вновь нахлынуло на меня. Ночь всегда приносит видения и страхи, придавая жуткий оттенок любому непонятному звуку или движению, но за время пребывания в стране пирамид я научился понимать и любить эти египетские ночи, покорившие меня своей неземной красотой. Однако здесь, в этих полуразрушенных храмах Карнака, все выглядело странным и неопределенным в тусклом лунном свете, и я никак не мог вернуть себе обычное спокойствие. Что же могло так на меня подействовать?

По древней мощеной дороге я направился дальше — к северным развалинам и к очаровательному, хотя и не очень большому, храму Пта. Я миновал заставленный колоннами маленький дворик, прошел еще одни ворота и, наконец, перешагнул через порог самого святилища. Яркий лунный луч осветил одну из самых загадочных статуй этого храмового комплекса — статую богини Сехмет. Она стояла одна в своей мрачной комнате — всеми покинутая фигура женщины с головой львицы. Ее жестокое, зловещее лицо как нельзя лучше отражало ту роль, что отводилась ей в древнеегипетской мифологии, — роль карающей истребитель-ницы человечества. Какой ужас она должна была внушать своим жертвам, тщетно надеявшимся вымолить у нее пощаду!

Вход в храм посвящения Осириса в Карнаке .

Фараон Сети I— барельеф.

Пилон храма в Карнаке.