Поль Брантон - Путешествие в сакральный Египет

— Ин-ша-Аллах! Кто мы такие, чтобы вмешиваться в промысел Всемогущего?

На этот вопрос я не смог найти ответа и потому решил более к нему не возвращаться. Оставив позади кукурузные поля, мы задержались, чтобы посмотреть на Колоссы Мемнона — пару гигантских статуй-близнецов, чьи изувеченные лица теперь невозможно реконструировать даже мысленно и чьи обветшавшие тела, сидящие на тронах, когда-то были установлены как часовые перед пилоном ныне не существующего храма-дворца, построенного Аменхотепом III, а теперь возвышаются на пятьдесят футов над пшеничным полем, расположенным на месте этого старого храма. Лишенные ртов, носов, глаз и ушей, Колоссы сидят на своих местах, как и сотни лет назад, сожалея, быть может, лишь о тех повреждениях, что нанесли им персидские захватчики царя Камбиза (судя по надписи, нацарапанной на постаменте римлянином Петронианом). Когда-то за ними была проложена мощеная дорога длиной свыше тысячи футов, обрамленная по бокам статуями и сфинксами, причем пары одинаковых статуй стояли друг напротив друга. От них сейчас тоже ничего не осталось. Свернув в сторону от щедрой растительности, покрывавшей пологий берег Нила, и избрав путь, уводивший нас прочь от реки, мы устремились прямо к Фиванским горам, время от времени встречая по дороге обычных для этих мест путников — мужчин в долгополых белых рубахах и женщин в черных платьях.

Затем мимо проплыла такая же обычная деревня — несколько низеньких побеленных глинобитных домишек, миниатюрный минарет, пристроенный к такой же крошечной мечети с белым куполом, и, конечно же, непременная пальмовая роща

— эти деревья высаживают здесь специально ради их приятной тени.

Я задержался возле деревенского колодца, чтобы напоить томимого жаждой осла, а заодно и его пассажира. Осел немедленно погрузил свой нос в необычное корыто, в котором я сразу же узнал разбитый каменный саркофаг, возможно, служивший некогда какому-то покойному древнеегипетскому властителю!

Дальнейшее наше путешествие проходило без остановок. Нас не соблазнили ни полуразрушенные храмы Курны, ни раскопанные погребения фиванской знати в Абд-Аль-Курне, ни даже величественный некрополь Дира Абун Нага.

Я хотел добраться до ведущей к горам маленькой пустынной долины прежде, чем раскаленное Солнце вознесется над нашими головами. Мы отправились в путь еще на рассвете, что вовсе не было излишней поспешностью в этот летний месяц. Ибо я знал, что на этих каменистых вершинах любая жара немедленно удваивается из-за того, что солнечные лучи здесь льют свое тепло не только сверху, но и снизу, отражаясь от скал.

Шаг за шагом мы продвигались на запад по древней дороге, затем обогнули большую россыпь валунов самой причудливой формы и, достигнув, наконец, подножия гор, въехали в первое узкое ущелье.

А вскоре мой едва плетущийся по песчаной, окруженной с двух сторон острыми камнями дороге ишак вступил в пределы знаменитой Долины, куда в древности приносили могущественных при жизни, а теперь беспомощно скорчившихся в объятиях неизбежной смерти фараонов.

Островерхие розовые скалы, возвышающиеся подобно стражам по обе стороны узкого ущелья, великолепно смотрелись на фоне кобальтового небосвода вдоль всего нашего пути, насколько его можно было охватить взглядом. Их вершины сияли, отражая льющийся с небес ослепительно белый солнечный свет, а разбросанные на дне ущелья раскаленные камни пылали отраженным солнечным теплом. Сжатое с обеих сторон отвесными известняковыми стенами, это уединенное и лишенное какой бы то ни было растительности ущелье наилучшим образом соответствовало своему скорбному предназначению — служить местом последнего упокоения мумифицированных египетских фараонов. А по другую сторону ущелья сооружались гробницы для знати и высшего жречества.

Я направлялся к противоположному краю ущелья — туда, где находятся открытые гробницы и вся земля изрыта могильными ямами, свидетельствующими о немалом усердии древних египтян, ибо каждую такую могилу им приходилось выдалбливать в каменном массиве скалы. Мой осел, уверенно переставляя копыта, как мог петлял по все более тесному ущелью, ибо разбросанные вокруг разновеликие валуны и острые, как бритвы, осколки кремня и кварца не позволяли ему идти прямо. А слева и справа от меня тянулась все та же неприступная зубчатая стена, вершины которой, казалось, почернели от зноя. Груды пышущих жаром камней и известковые склоны так блестели на Солнце, что больно было смотреть. Зной завис над землей в виде марева, беспрестанно дрожащего от восходящих потоков горячего воздуха. Ни единого дюйма тени не было заметно вокруг, и мне показалось, что я направляюсь прямо в жерло огромной печи. Язык мой пересох, губы потрескались. Картина была на редкость унылой, но все же не лишенной какого-то необъяснимого великолепия.