Поль Брантон - Путешествие в сакральный Египет

Чем-то вроде прелюдии к моему непосредственному обучению искусству змееловства стало заучивание заклинаний братства рифаи, отработанное затем на безвредных змеях. Я старался, как мог, и все же мои подопытные рептилии частенько проявляли своеволие и с большим удовольствием кусали меня. Ощущение эти укусы доставляли пренеприятнейшее — как будто рыболовный крючок прокалывает кожу. Но и раны после них тоже оставались неглубокими, к тому же можно было не опасаться яда. Следующим этапом стали упражнения со змеями, у которых были вырваны ядовитые зубы. Эти несчастные рептилии тоже не упускали случая цапнуть новичка, но со временем заклинания, похоже, и в самом деле обрели силу, и я постепенно уверился в том, что моя воля в состоянии возобладать над волей любой змеи. Вскоре я понял, что эта обнадеживающая вера, наряду с предельной концентрацией мысли и воли, тоже играет очень важную роль в укрощении змей.

Далее последовала поездка вместе с шейхом через Нил, в пустыню, где нам пришлось ловить уже настоящих ядовитых змей, чьи зубы были в полном порядке. Шейх поймал двух змей: большую кобру с красивой зеленой кожей в желтую полоску и еще одну — поменьше, с головой в форме бриллианта и целой цепочкой маленьких бриллиантиков вдоль всей спины. Мы посадили их в корзинку и триумфальным маршем понесли в Луксор.

Поставив корзину на открытом месте в саду, шейх Муса резко откинул крышку и запустил туда руку, крикнув мне:

— Вот и начался твой первый урок. Хватай эту змею!

Шейх протянул мне извивающуюся кобру.

От неожиданности я растерялся. Никогда я еще не видел так близко от себя ничем не огражденную ядовитую змею и уж точно никогда не мечтал о том, чтобы взять ее в руки. Я никак не мог решиться выполнить приказ шейха.

— Не бойся! — постарался успокоить меня Муса.

И тут я понял, что это не просто первый урок, но и испытание. Мысли заметались в моей голове с удвоенной быстротой. И снова я не мог решиться — да и кто бы не призадумался, прежде чем схватить только что пойманную смертельно ядовитую кобру, сулящую любому, кто приблизится к ней, жуткую мучительную смерть. Но тут я словно телепатически уловил мысли своего учителя, пытавшегося убедить меня в том, что испугаться змеи в решающий момент — значит провалить самый важный экзамен и, возможно, окончательно расстаться с мечтой стать заклинателем. Я понимал, что профессия змеелова требует безусловной решимости — либо в овладении ею, либо в отказе от нее. От меня требовалось первое, поскольку я пока не спешил прекращать знакомство со змеиным племенем.

— Хорошо! — мысленно сказал я себе. — Все равно рано или поздно придется умирать, малиш (не стоит беспокоиться)!

Я вытянул руку и схватил извивающееся тело кобры. Я ожидал прикосновения к чему-то холодному и скользкому, но ощущение, к моему удивлению, показалось мне даже приятным.

Змея повернула голову, чтобы получше рассмотреть своего нового мучителя. Наши глаза встретились, и кобра на секунду застыла как натянутая струна, внимательно разглядывая меня.

И вновь меня охватило вполне естественное, почти животное чувство страха, но длилось оно не дольше, чем вспышка молнии. Вскоре ко мне снова вернулась решимость пройти через все до конца, чего бы это мне ни стоило; решимость, которая с тех пор никогда меня не покидала.

Муса посмотрел на меня и одобрительно улыбнулся.

— Видишь, ты уже стал ее хозяином, — гордо возвестил он.

Однако сам я был еще не совсем уверен в том, что змея полностью разделяет точку зрения шейха. Ведь неслучайно же змеи повсеместно снискали себе репутацию существ хитрых и коварных. В общем, я не спешил отождествлять эту первую победу с окончательным триумфом надо всем змеиным племенем. Будучи новичком, я еще не выработал в себе той непоколебимой внутренней уверенности, которой могут похвастать более опытные змееловы — такие, как мой учитель.

Кобра вновь начала извиваться. Она отчаянно брыкалась, не отворачивая от меня своей раздувшейся головы, глядя на меня злыми глазами и беспрестанно выстреливая в мою сторону своим тонким раздвоенным языком. Ее яростное шипение напоминало затрудненное человеческое дыхание.

На меня глядел хищник, не знавший, да и не способный знать, что такое жалость. Всю жизнь он вел беспощадную борьбу с окружающим миром, подобно исмаилиту, прекрасно осознавая, что принадлежит к классу отверженных существ, ненавидимых всеми прочими обитателями животного царства и почти всеми представителями рода человеческого.