Георгий Ушаков - По нехоженной земле

На переноску груза, саней и собак потратили еще 4 часа. В общей сложности — 8 часов непрерывной работы на преодоление 100 метров!

Не теряя ни минуты, двинулись к северу. Узкие полосы ровного льда то и дело пересекались трещинами, прерывались новыми грядами торосов. Шли, лавируя, перебираясь через ледяные нагромождения, переправляясь через трещины. Льды скрипели, дышали, жили и передвигались. Появлялись новые разводья, закрывались старые. Там, где мы прошли час назад, чернели крупные пятна воды. Открытая вода появилась под утесами. Потянул береговой ветерок. Началась борьба за минуты и метры. Пришлось несколько раз изменять намеченный путь…

Но отлогий берег был уже близко. Собаки, будто тоже чувствуя опасность, старательно тянули лямки. На десятом километре миновали последний утес и вышли на новую береговую террасу.

Победа осталась за нами. Впереди, к северу, горы отодвинулись в глубь острова, берег сильно понизился; вдоль него мы, очевидно, не встретим непреодолимых преград.

А позади, вплотную к обрывам, на протяжении всех десяти только что пройденных километров, плещется открытое море. Усилившийся ветер отодвигает льды все дальше и дальше.

Смотрим то на скалы, то на море, то на уходящие льды, то друг на друга. И все это молча. Устали. Да и говорить не стоит! Мысли каждого понятны без слов.

Сутки пела метель — по-весеннему звонкая, голосистая, веселая, точно майский поток в сибирской тайге. Оборвалась она неожиданно, на высокой резкой ноте. Ветер сразу ослабел. Только несколько отдельных вихрей промчались вдогонку за исчезающим вдали белым валом. Потом, как бы зачищая следы метели, с полчаса шуршала поземка. Наконец, успокоенно пошептавшись, снежные кристаллы замерли на поверхности сугробов. Наступил полный штиль.

Вид лагеря почти не изменился. Только с подветренной стороны палатки клином вытянулся снежный занос да скрылась под большим, рыхлым сугробом половина своры наших собак.

Я взял карабин и выстрелил в воздух. Сугроб ожил, зашевелился, местами вспучился и, наконец, на его поверхности, точно цыплята, вылупившиеся из огромного яйца, показались несколько удивленных собачьих морд.

Псы явно довольны своей уютной постелью. Многие из них, поняв, что тревога ложная — охоты не предстоит, так и остаются лежать под теплым одеялом. Только головы торчат над сугробом да глаза блаженно щурятся от яркого света.

Псы явно довольны своей уютной постелью.

На голубом небосводе — ни пятнышка, ни облачка. А на земле — ни звука, ни шороха. Только на юге все еще курятся метелью вершины гор, отступивших теперь от береговой черты уже на десятки километров. Косые лучи полуночного солнца бьют прямо в крутые бока гор. Красные блики играют на синеве обрывов, а снежные вихри над вершинами то загораются огненно-красным светом, то кажутся клочьями нежнорозового тумана. Горы похожи на огромные костры, то затухающие, то вновь вспыхивающие пламенем.

Это на юге. А на севере, за льдами пролива Шокальского, рисуются уступы острова Октябрьской Революции — берега, уже хорошо знакомые нам. Мы узнаем здесь отдельные участки, вызывающие воспоминания о прошлогоднем походе. Сейчас эти берега в тени и выглядят мрачно. Однако мы знаем, что через несколько часов, когда солнце перекатится на восток, они расцветут голубыми потоками мощных ледопадов и своим блеском смогут соперничать с красивейшими уголками нашей планеты.

Полуночное солнце, не торопясь, взбирается все выше. Ждем часа наблюдений. Только что приняты сигналы времени. Хронометры сверены. Теодолит установлен. Все обещает большую точность наблюдений. Здесь необходимо закрепить съемку астрономическим пунктом уже по одному тому, что мы, кажется, опять вылезли за пределы карты Гидрографической экспедиции и должны уточнить свое местонахождение.

Участок от вскрытых льдов покрыли в три перехода. Путь был сравнительно легок — без «внеплановых» препятствий. Терраса, на которую выбрались с пловучих льдов, была очень хорошо выражена и над урезом воды имела низкую, легко проходимую полосу. Сама терраса, по мере того как мы продвигались вдоль нее к северу, тоже постепенно понижалась. Прибрежные льды стояли здесь неподвижно. На втором переходе берег еще больше понизился, появилось много небольших заливов и лагун. Высокие обрывы коренного берега круто, почти под прямым углом, отвернули на запад.