Георгий Ушаков - По нехоженной земле

Вместе с распутицей пришли и непривычные трудности. Раньше мы знали темноту, снежные бури, туманы и обжигающие морозы. А теперь начинаем знакомиться с водой.

Минувший день — смесь непредвиденных радостей и давно ожидавшихся неприятностей. Начну от последнего бивуака. Ночью хорошо подморозило. Крепкий наст прекрасно держал сани. Груза на них не прибавилось — медвежьи шкуры пришлось бросить. Отдохнувшие, сытые собаки бежали весело. 16 километров мы прошли быстро, почти незаметно. Несколько раз для осмотра обнажений выходили на берег. Потом восемь километров тянулся новый ледник. Миновав его, вышли на мысок, за которым вновь вырастала высокая ледяная стена.

Неожиданно над головами пронеслись на север пять краснозобых гагар. Потом мы увидели куличка-песочника. Пели пуночки. Километрах в трех спокойно брел медведь. На ровном льду, в поле зрения, лежало много нерп и более десятка морских зайцев. Последних в этом году мы увидели впервые. Один из них лежал метрах в шестистах. Он заметил нас или, скорее, услышал шум, — часто и тревожно начал поднимать голову, но не ушел.

В общем здесь был целый зоологический сад.

Но самое приятное нас ждало на берегу: мы увидели первые живые цветы. Да, настоящие цветы! Яркожелтые полураспустившиеся шляпки альпийского мака, скромные камнеломки и миниатюрные полярные незабудки.

Как давно мы не видели живых цветов и как мы им обрадовались сейчас!..

Мысок, поросший цветами, был только узким клином, вбитым между двумя громадами ледников. Впереди километров на пятнадцать простирался мощный поток льда, стекающий с Земли от ледникового купола. И только за ним вновь чернел какой-то новый клочок обыкновенной земли. К югу от него виднелось несколько маленьких скалистых островков. На этот мыс мы и взяли курс.

Дувший с Земли леденящий ветер совершенно стих. Тучи исчезли. Начало припекать солнце. Температура воздуха прыгнула вверх. За все время пребывания в экспедиции мы еще не испытывали такой высокой температуры, а для собак это была уже настоящая жара.

Снег, представлявший до этого плотный, смерзшийся монолит, сразу перестал держать сани и собак. Сначала он превратился в сыпучую зернистую массу, потом начал пропитываться водой и стал похож на густую кашу. И, как нарочно, его здесь оказалось немало. Сметенный зимними ветрами с ледникового купола, перемолотый ветром и смерзшийся, он образовывал здесь заструги в виде параллельных крутых гряд до 75 сантиметров высотой. Позднее, в последние весенние снегопады и метели, эти гряды были засыпаны мягким рыхлым снегом, так и не успевшим подвергнуться действию сильных морозов. В начале резкой оттепели скрытые заструги еще кое-как держали наши упряжки. Но между застругами была сплошная каша. Дальше пошло еще хуже. Раскисли и сами заструги. Сани и собаки все больше тонули в снегу.

Сами мы встали на лыжи, но скоро убедились в их полной бесполезности: они целиком погружались в снежное месиво, и нужно было немалое напряжение, чтобы вытащить их обратно.

Мои собаки, зарываясь в снежную кашу, пробивали путь. Это их очень обессиливало. В основном они тратили энергию на преодоление трудностей, а не на полезную работу. Сани поочередно то оседали на правый или на левый полоз, то погружались обоими сразу. И так — час за часом, километр за километром. Наконец собаки совершенно выбились из сил, да и сами мы измучились не меньше. Но остановиться было нельзя. Справа — глетчер; а морской лед весь покрыт слоем снежной каши.

Надо было выбраться во что бы то ни стало на мыс. Останавливались чуть ли не каждые десять метров. Передохнув, впрягались вместе с собаками в передние сани, оттаскивали их на новые десять-пятнадцать метров, потом, отдышавшись, шли за следующими санями. Охрипшими, сорванными голосами беспрестанно понукали собак.

О передышке нечего было и думать. Нужно было итти к цели. Остановка могла кончиться печально.

Когда мы протаскивали вперед одни сани, оставшиеся собаки даже не ложились, хотя и были сильно измучены, — так они ненавидят воду. Собаки стояли и выли, словно боялись, что мы их бросим в таком положении. Любой ценой надо было пробиться к мысу. Снова мучительный путь, крики и удары бича.

Последние десять километров шли больше четырех часов. Только в полдень, миновав глетчер, наконец, вышли на мыс. И собаки и мы сами упали, словно подкошенные, на подсохшую землю.

Только после продолжительного отдыха мы нашли силы для того, чтобы разбить лагерь.