Свен Андерс Хедин - В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах

25 августа. Мы направились к юго-востоку и подвигались более трех часов по почти ровной поверхности; лишь текущий к юго-западу ручей выдавал незначительный уклон местности по направлению маленького озера. Мы перешли через три ледниковых потока, разветвлявшихся на множество мелких, то расходившихся, то опять сливавшихся ледяных струек. Ни одна из них не вырыла себе сколько-нибудь определенного, значительного русла. Около каждой струйки почва была пропитана сыростью настолько, что так и хлюпала под ногами лошадей, которые часто вязли в грязи.

Следующий, пересекавший нам путь, ручей уже тек к востоку; таким образом, мы перешли водораздел, даже не заметив его. Там и сям попадались небольшие площадки с подножным кормом, на которых часто виднелся помет куланов и антилоп. Впереди виднелось озеро, крайне неправильной формы, не больше двух километров в длину и со всех сторон изрезанное длинными, узкими заливами. Сюда впадали все окрестные ручьи. Это был второй бассейн, встреченный нами на пути, и мы уже с уверенностью могли заключить, что вся область к востоку между Арка-тагом и южной горной цепью представляет ряд таких небольших изолированных бассейнов.

Мы продолжали путь в том же направлении. Позади нас и налево от нас еще сияли ледники Арка-тага, и расстояние между ими и нами увеличивалось крайне медленно. Южная цепь гор была теперь видна лишь с вершин холмов. Ручьи струились в разные стороны, словно сами не знали хорошенько, куда течь. Выступал здесь лишь кое-где черный сланец; плиты его высовывались иногда из земли, словно могильные камни.

Дальше мы достигли довольно значительной долины с рекой, на берегу которой пасся дикий як, первый увиденный нами. Река делала удивительно крутые завороты к востоку, югу и юго-западу, омывая гору с очень крутыми склонами. Взойдя на ее вершину, мы не знали, в какую сторону направиться, так как всюду виднелась сильно пересеченная поверхность — настоящий лабиринт гор и холмов, между которыми по всем направлениям извивались ручьи. В конце концов они, однако, сливались, образуя порядочную реку; река эта, вырыв себе глубокое русло, текла к юго-западу. На нас, привыкших в Восточном Туркестане к одному определенному направлению всех ручьев и речек, стремившихся к одной цели — Лобнору, эта неправильность и разнообразие орографических условий производили странное впечатление. Здесь воды текли то к востоку, то к западу, то к югу, то к северу.

Поэтому мы и не могли составить себе точного представления о том, куда затем направится последняя река. Но мы все-таки спокойно продолжали путь к юго-востоку, подымаясь по крутой речной долине. На скудно поросших травой склонах в таком изобилии валялся помет яков и куланов, что топлива тут хватило бы на целые годы. Не было недостатка и в свежих следах животных.

Наконец мы достигли вершины этой возвышенности, и внизу, под нами, развернулась поразительно величественная картина. Вид открывался широкий. На юго-востоке виднелись снежные горы. К югу от озера поверхность, по-видимому, становилась менее пересеченной, зато там виднелись еще три маленьких озера. Почва между ними была сырая, топкая. Поэтому я поручил Ислам-баю направиться к востоку по берегу озера, чтобы узнать, может ли там пройти наш караван. Возвратившись, Ислам донес, что никаких препятствий нет.

Едва мы улеглись на покой, как поднялась обычная буря с запада, сопровождавшаяся на этот раз ливнем. До сих пор нам не приходилось страдать от недостатка воды, чего мы опасались, выступая в путь. Вода повсюду находилась в избытке, да и подножный корм попадался не так уж редко, как уверяли нас таглыки, может быть желая нас напугать. Около вновь открытого озера трава росла сравнительно недурная.

Люди попросили разрешения отдохнуть здесь денек. Желание их было тем основательнее, что некоторые из лошадей и ослов были порядком изнурены, а одного из верблюдов и вовсе пришлось покинуть на полпути около пресноводной лужи. Гамдан-бай, присматривавший за верблюдами, полагал, что у животного лихорадка, так как оно дрожало всем телом, кашляло и четыре дня не дотрагивалось до маиса. Двоим из людей поручено было в течение дня отдыха вернуться к оставленному верблюду и посмотреть, в каком он положении. Утром больной верблюд был приведен в лагерь № XII и стал есть маис.

Парпи-бай настаивал, что это не то озеро, мимо которого прошел Дютрейль-де-Рин. Но я, хоть и немного знал о его путешествии, полагал все-таки, что это то самое.