Андрей Левкин - Из Чикаго

Так что все налаживается, проблема в восприятии, а какие-то мероприятия они, разумеется, проводить будут, например — усиливая бдительность на выходных, когда стреляют больше всего. То есть полицейских будут отправлять на внеурочную борьбу со стрельбой, причем мэр Rahm Emanuel пообещал, что — невзирая на дурное состояние городского бюджета — деньги на выплату сверхурочных он найдет, потому что согласен: выходные — самое интенсивное время по части насилия. Также мэр согласен, что надо искать новые способы овладения ситуацией. Тут имелась в виду тема отношений с «группой антинасилия» CeaseFire, которая «employs convicted felons to mediate gang conflicts» — потому что именно перестрелки банд доставляют основное количество трупов. Что ли это о том, что «Перемирие» находится в прямом контакте с тюрьмами и будет контактировать с сидящими авторитетами, чтобы те разруливали ситуацию на воле? Возможно, имея в виду не только интересы общества как такового, но и нечто более узкоспециальное. Может, CeaseFire само хочет всех модерировать и строить. С одной стороны как бы хорошо, но с другой — сомнительно.

Эта тема обсуждается публично, тому же McCarthy на пресс-коференции соответствующий вопрос задали. СМИ передают его ответ: «„Tricky, tricky question“ he replied to a question over „CeaseFire“’s role on the streets… Нe went on to express concern about „CeaseFire“ „undercutting that legitimacy that we’re trying to create with the community“». В общем, он признает двусмысленность ситуации, но тем не менее: «…we’re going to work with „CeaseFire“ in a different fashion» — «мы будем работать с „CeaseFire“ другим способом», правда, не пояснил, каким.

Я обнаружил и теоретический взгляд на проблему. Whet Moser в блоге Chicago Journal рассуждал о том, что при такой массовости пальбы все еще нет вменяемых исследований ситуации. Почему это происходит — мотивации, жизненные ценности и т. п. А значит, нельзя понять, за какие ниточки дергать, кроме очевидных: не делать в субурбах тупики, получше освещать улицы и т. п. Поводом к рассуждениям для него стала статистика, которая принялась выдавать странные цифры: количество перестрелок в сравнении с прошлым годом увеличились, но не сильно, а вот число смертельных исходов возросло резко. Нет, он понимает, что граница тут условная, кому-то повезло, что пуля скользнула по черепу, а еще два миллиметра — было бы убийство. Тем не менее прямой зависимости между числом перестрелок и смертей нет, так что там действует какая-то непонятная механика, совершенно не исследованная.

Но одно-то исследование он нашел, о чем, собственно, и написал. Экономисты из Columbia University, Brendan O’Flaherty and Rajiv Sethi, изучали убийства в окрестностях Ньюарка. С 2000-го по 2007-й в Newark огнестрельных смертей случилось в два раза больше, чем по Америке в среднем. При этом — никакого заметного роста числа перестрелок, их даже меньше стало. Понятно: чем больше перестрелок — тем больше вероятность, что в кого-то попадут; а тут — не так, следовательно — работают какие-то другие факторы. Самый простой: «Murders rose mainly because shootings became more deadly», попадания стали смертельней. Логично. Эту очевидность они расписали по пунктам:

(i) potential murderers acquired better weapons with the capacity to fire more frequently, so a higher proportion of gross gun discharge incidents involved multiple shots — потенциальные убийцы приобрели скорострельное оружие, которое еще и бьет точнее. Стрельба из одиночной становится многократной, ну и кучнее, да;

(ii) potential murderers acquired higher caliber weapons that were more likely to kill when they did not make direct hits — они купили себе оружие крупного калибра, которое убивает даже тогда, когда само попадание могло бы и не стать смертельным;

(iii) potential murderers acquired more skills — натренировались (точность, кучность);

(iv) стали стремиться именно убить жертву, например — подойдя к ней ближе, медленнее перемещаясь на машине (стрельба из машины — дело распространенное) или делая больше выстрелов;

(v) менее эффективной стала работа «скорой медицинской помощи».

Любопытно, что в пункте (iv) вообще не упомянут такой вариант: стрелять же могут и для того, чтобы запугать жертву или просто вывести противника из дела, — вовсе не обязательно, чтобы конкретно грохнуть. А тут, значит, предварительно не запугивают, а сразу. Но это не отражено — и то ли это уже социальная составляющая, не поддающаяся измерению, то ли у них столь деликатно себя вести просто не принято.

Затем экономисты свели в таблицу статистику выстрелов-попаданий, расстояний-калибров и т. п., пытаясь взвесить упомянутые факторы. Тему полностью не раскрыли, но факт подтвержден: да, перестрелки стали летальнее. А репортер из Chicago Journal Moser попытался упаковывать науку в общественно-понятный формат. Делают они это так же, как и повсюду — включая личные чувства: «Living in Chicago, I hear gunfire occasionally. Usually it doesn’t bother me all that much. It does, however, when a shooting, from the sound alone, sounds like an explicit intent to kill». Словом, в Чикаго он иногда слышит стрельбу, но она его, как правило, не беспокоит. Однако бывают случаи, когда одиночный выстрел явно обозначает чье-то желание кого-то убить… Далее он рассуждает о том, как все меняется, в том числе — причины роста убийств: «Калибр играл меньшую роль в 2004-м и большую — в 2007-м. Многократные выстрелы повлекли за собой более чем половину роста смертей в 2007-м, но лишь десять процентов за год до этого — тогда основной была смерть от одиночных выстрелов».