Владимир Санин - Одержимый

Будоражимый этими нестройными мыслями, я сунул чемодан обратно в рундук и только хотел одеться, чтобы выбраться на палубу, как по трансляции послышался голос Лыкова: «Крюкова просят зайти в каюту капитана».

Бывает, что неделями никаких событий не происходит и никому ты не нужен, тоскуешь, места себе не находишь, и, вдруг события прут навалом, и всем до тебя есть дело, и рвут тебя на части, ничего ты не успеваешь и сожалеешь только о том, что в сутках двадцать четыре часа, а не сорок восемь.

С той самой минуты так со мной и происходило на «Семене Дежневе».

Чернышев сидел в кресле чрезвычайно довольный – таким я не видывал его недели две, никак не меньше. Мне даже показалось, что он еле удерживается, чтоб не пуститься в пляс: притопывает ногой, потирает руки – вот тебе и «сглазили Алешу, порчу вывели», как только вчера жаловалась Баландину Любовь Григорьевна.

– Садись, Паша, – с крайним дружелюбием поглядывая на меня, предложил он. – Пей чай, кури. Совсем забыл капитана, хоть бы проведал, здоровьем поинтересовался. Где пропадал?

– Отсыпался. Очень хорошо в нашем плавании спится, как в санатории.

– Ну, буквально мои слова! – восторженно подхватил Чернышев, – Я тебе по секрету, Паша, как другу: отпуска не надо! Только чур: в газете об этом ни гугу, а то из моего парохода и впрямь плавучий санаторий сделают. Может, оно и правильно, да ведь оклады понизят, оклады!

– Увертюра окончена? Переходим к содержанию первого действия.

– Последнего, – поправил Чернышев. – Потому что мой заместитель по науке, человек, мнение которого для меня закон, решил, что к концу февраля пора кончать. Я тут же прикинул на счетах – а я сызмальства, с детского сада, Паша, к арифметике был способами, как дьявол, – что остается двенадцать суток. А там, – он зажмурился от удовольствия, – домой… Паркет натру, ковры на снегу выбью – может, подсобишь, у тебя это здорово получается, а? Каждый вечер с дочками в кино буду ходить… Жизнь, Паша!

– Вы про Марию Васильевну забыли упомянуть, – сказал я.

– Склероз! – Чернышев ударил себя ладонью по лбу. – Мой тебе совет, Паша: ешь большими ложками варенье из черноплодной рябины, очень, не помню от чего, помогает. Разве я не говорил, что утром был на почте и лично беседовал с Марией Васильевной по телефону? Вот, смотри квитанцию… куда-то задевалась, ты на слово поверь, Паша: на рупь шестьдесят пять копеек наговорил! Привет тебе – от обеих. Подруги стали, – он схватился за щеку, – водой не разольешь!

– Архипыч, – устало сказал я, – если вы позвали меня только для того, чтобы передать привет… Честно говоря, нет настроения.

– Чего ж ты сразу не сказал? – огорчился Чернышев. – Хотя нет, как ты вошел, я сразу шепнул самому себе: «Паша нынче не в духе». Надоело болтаться в моем корыте?

– Даже подумываю, не пора ли списаться, – признался я.

– Де-ла… – протянул Чернышев. – Материальчик собрал – второй сорт? Не дадут Знака качества?

– Скорее дадут по шапке, – неуклюже сострил я.

– Кто же в этом виноват? – Чернышев изобразил на лице чрезвычайную работу мысли и, озаренный, хлопнул ладонью по колену. – Бьюсь об заклад – однообразное, недостаточно калорийное питание! Говорил же я Любе – икры и балыка бери побольше, а она… Неужто не угадал? Ладно. Чернышев виноват?

– В значительной мере.

– Ай-ай, как подвел, – сокрушенно пробормотал Чернышев и вдруг уставился на меня острым взглядом. – А как бы ты поступил на моем месте? Ну?

Я промолчал.

– Боишься оскорбить? – с вызовом, теперь уже без всякого глумления спросил он. – А ты не бойся, если уж сама Маша… одним словом, тебе разрешается. Ну? Разочарован?

– Да.

– Тем, что Чернышев поднял ручки кверху?

– Да.

– А почему, не знаешь?

– Вы не пожелали со мной объясниться.

– Верно, – мрачно подтвердил Чернышева, – не пожелал. А теперь уж все равно скажу. Мне, Паша, до пенсии четырнадцать лет; иной раз приснится, что остался без моря, – ночь ко всем, чертям, я без моря не могу, Паша. Отбери у меня «Дежнева» – и приходи на капитанское кладбище с большущим букетом, цветов. А Виктор Сергеич Корсаков грозился отобрать!

– Вы имеете в виду ту злосчастную радиограмму?

– От начальника, управления? Ерунда, кого-кого, а Чернышева он в обиду не даст! В тот самый вечер Корсаков имел со мной доверительную беседу. В гости пришел, чай пил, остроумно шутил, про семью свою рассказывал – ну, брата не надо, друг до гробовой доски! И между прочим, вскользь, этак совершенно случайно упомянул, что женат на родной сестре заместителя нашего министра, который что хошь для зятя сделает, любого капитана усадит за самый обшарпанный канцелярский стол – до пенсии бумаги регистрировать. Поверь, Паша, этот усадит – всесильный человек, захочет найти у Чернышева блоху, глазом не успеешь моргнуть, как найдет. Ну, как бы ты повел себя на моем месте? Не знаешь? То-то, сила солому ломит, получил по морде – облизнись и делай вид, что только о таком знаке внимания и мечтал…