Владимир Санин - Одержимый

Никита скривил губы.

– Кладбищенский у вас юмор, Митя.

– Ба, Никита празднует труса! – воскликнул Кудрейко. – Не зря капитан удалил его с мостика.

– Вас, кажется, там тоже не задерживали, – злорадно сказал Никита.

– Выперли, – весело признался Кудрейко. – Не устоишь, хотя мокрые мешки под ноги расстелили, чтоб не скользить. Федя и тот акробатические этюды за штурвалом исполняет. Когда мы шли в Антарктиду, нас тоже десятибалльный прихватил, но на «Оби» это куда легче.

– Докладывайте обстановку, – нетерпеливо предложил я. – Сколько набрали?

– А черт его знает, – пожаловался Ерофеев, – окна на мостике покрылись льдом, темень, разве поймешь? Минут пять назад здоровая волна, кажись, часть льда с палубы смыла. Крена, сами видите, пока что нет, авось не перевернет.

– Авось, авось, – задумчиво повторил Никита, – где это я слышал? Вспомнил: любимое словечко Ньютона. Авось, говорил он, тело под действием силы тяжести упадет на Землю.

– Ну а если серьезно? – потребовал я.

– Не для печати? – опросил Ерофеев.

– Не для печати.

– Мы с Алесем не моряки, – сказал Ерофеев, – Чернышеву виднее. Но обледенение, Паша, идет интенсивное, ванты, оттяжки и штаги уже приобрели характерный вид конусов, постепенно сходящихся кверху. Как это в вашей науке говорится, Никита, – увеличивается парусность судна, что ли?

– Именно так. – Никита кивнул. – А увеличивающаяся парусность, как легко понять, вызывает, с одной стороны, возрастание кренящего момента от ветра, и с другой – уменьшение восстанавливающего момента. Следовательно…

– … остойчивость судна ухудшается, – закончил Кудрейко. – Это мы проходили.

– Ну, раз аудитория столь подготовленная, – высокопарно изрек Никита, – то моя задача упрощается. Все участники лабораторных испытаний – и мы, и японцы, и англичане – едины в одном: в такой ситуации следует незамедлительно производить околку льда, начиная с высоко расположенных конструкций, чтобы в первую очередь уменьшить парусность. Это же рекомендуют делать все моряки, сталкивавшиеся с обледенением, в том числе, Митя, и капитан Никифоров. И этого почему-то не желает делать один капитан, называть фамилию которого считаю излишним.

– Красиво говорит, – с уважением сказал Кудрейко. – Сразу видать интеллигентного человека.

– Теория, – отмахнулся Ерофеев. – Кто в такой ветер полезет на мачту? Самоубийство.

– Во-первых, – возразил Никита, – хорошо подготовленный матрос в состоянии это сделать. А во-вторых, нужно выходить из шторма, пока… не поздно.

– Ну хорошо, выйдем, – угрюмо согласился Ерофеев. – А дальше что?

– А дальше вам и карты в руки: определяйте вес льда, как и где он нарастает и прочее, – ответил Никита.

– Ну определяли, а дальше?

– Снова выйдем в море, продолжим эксперимент.

– А чего его продолжать, если мы от него убегаем? – пытал Ерофеев. – Нет, брат Никита, тут что-то не склеивается… Я тоже не в восторге от личности Чернышева, но котелок у него варит.

– Никита, будь добр, чаю, – входя, попросил Корсаков. – Или, еще лучше, крепкого кофе. Зря ушли, Митя, затаились бы в уголке. Вам было бы интересно понаблюдать за любопытным явлением: толщина льда явно возрастает по направлению от носовой оконечности к надстройке, это видно на глаз.

– Из-за дифферента на корму? – предположил Никита.

– И седловатости палубы, – добавил Корсаков. – Можно сделать предварительный вывод, что это явление приводит к дополнительному увеличению осадки судна носом и, следовательно, к увеличению интенсивности забрызгивания. Чрезвычайно важно будет замерить толщину и вес льда.

– Мы здесь спорили, Виктор Сергеич, – сказал я, – правомерно ли продолжать эксперимент в такой шторм.

Никита негромко выругался: покачнувшись, он выплеснул кипяток из термоса мимо кружки на скатерть.

– Да, очень важно замерить, – с сожалением взглянув на пустой термос, повторил Корсаков. – Между прочим, части надстроек, над которыми колдовал Илья Михайлович, все-таки обледенели… Павел Георгиевич, на ваш вопрос ответить затрудняюсь, на мостике командует капитан. Могу только сказать, что при испытаниях на модели такое пропорциональное количество льда уже вызывало опасность оверкиля – но то модель… Спасибо за кофе, Никита. Ну, не огорчайся.

Корсаков поднялся и вышел, Никита удрученно сунул пустой термос в кронштейн.

– Напоил шефа, – с насмешкой сказал Ерофеев. – За такое из аспирантуры можно вылететь вверх тормашками.