Квентин Скиннер: Истоки современной политической мысли. Том 2. Эпоха Реформации

Другой отличительной чертой его концепции Церкви является то, что, считая ecclesia всего лишь congregatio fdelium , Лютер выражает сомнения в особом характере священства. В результате появляется учение о «священстве всех верующих» (Rupp 1953, pp. 315–316). Эта концепция и ее социальные последствия подробно изложены в знаменитом обращении «К христианскому дворянству немецкой нации» (1520). Лютер пишет, что если Церковь – это Gottes Volk , то «лицемерием и притворством» является причисление «папы, епископа, священников и монахов к духовному, а князей, господ, ремесленников и крестьян – к светскому сословию» (Luther 1966c, p. 127). Все ложные дихотомии такого рода должны быть уничтожены. Лютер настаивает: «все христиане принадлежат к духовному сословию», поскольку они входят в него не в силу своего положения, но лишь благодаря равной для всех способности к вере, что делает всех одинаково способными к тому, чтобы быть «духовным и христианским народом» (p. 127). Этот аргумент Лютер выдвигает отчасти для того, чтобы заявить: не только класс священников, но все верующие обязаны и способны помогать своим братьям и отвечать за их духовное благополучие. Но главная цель Лютера – еще раз провозгласить, что каждая верующая душа способна сама, без каких-либо посредников, воззвать к Богу. В центре экклезиологии Лютера, как и его теологии в целом, находится индивид – христианин, верующий в искупительное милосердие Бога.

Из теологии Лютера следовали два важнейших политических вывода, которые, взятые вместе, объясняют большинство характерных и значимых черт его социальной и политической мысли. Прежде всего речь шла о непризнании юрисдикционных полномочий Церкви и ее власти направлять и регулировать христианскую жизнь. Лютер осуждает злоупотребления этими полномочиями, особенно торговлю индульгенциями, вызвавшую его негодование в «95 тезисах». Продажа индульгенций (высмеянная еще Чосером) имела долгую и скандальную историю и получила теологическое обоснование в папской булле Unigenitas , выпущенной еще в 1343 г. [7] Подробности, касающиеся истории индульгенций, приводятся по: Green 1964, pp. 113–114, 119–120. Булла гласила, что заслуга Христа, принесшего себя в жертву, была больше той, что требовалась для искупления человеческого рода, и Церковь вправе распоряжаться избытком этой заслуги, продавая индульгенции (т. е. смягчения наказаний) тем, кто исповедуется в грехах. В 1476 г. Сикст IV предложил более широкое толкование, заявив, что помогать можно и душам в чистилище, покупая индульгенции от их имени. От этого оставался один шаг до народного поверья, приведенного Лютером в 21-м из его 95 тезисов, что деньги, отданные за индульгенцию, служат облегчению посмертных мук (Luther 1966c, p. 127). Понятно, почему это вызывало столь сильное негодование Лютера. Вера в действенность индульгенций, полагал он, является наиболее мерзким извращением в составе общего учения, которое он как теолог начал считать совершенно ложным, а именно что Церковь своей властью и при помощи таинств способна помочь грешнику достичь спасения. Согласно Лютеру, если грешник достигает fiducia , то может спастись и без Церкви, а если он не достигает fiducia , то Церковь ему не поможет. Поэтому отпущение грехов за деньги было для Лютера ничем иным, как самой нелепой из всех попыток Церкви дискредитировать главные истины христианства. Папство и его агенты подвергаются беспощадной критике, составляющей бóльшую часть «Обращения» к христианскому дворянству. «Ведь они за деньги незаконное имущество делают законным, освобождают от клятв, обетов и союзов, нарушают и этим учат нас нарушать верность и доверие, условленные взаимным договором, и утверждают, что у папы есть на это власть. Это значит, что они говорят по [наущению] злого духа, продают нам архидьявольское учение и берут деньги за то, что учат нас грешить и направляют в ад» (p. 193).

Но главной мишенью Лютера были не злоупотребления Церкви своими властными полномочиями, а ее притязания на само право иметь такие полномочия в христианском обществе. Это привело его к отрицанию всех институтов Церкви, основанных на допущении, что клир является отдельным классом со своими особыми юрисдикциями и привилегиями. В своей критике он исходил из убеждения в духовной природе истинной Церкви, в частности, из учения о том, что «все мы посредством Крещения посвящаемся во священники» (p. 127). Одним из следствий было полное отрицание Лютером канонического права. Католикам, пишет он в «Обращении», «отгородившимся при помощи своих законов от светской христианской власти», особая система законов нужна для того, чтобы они «могли еще безнаказаннее творить зло» (p. 131). В конце обращения Лютер предлагает «в корне уничтожить каноническое право», поскольку оно по большей части «пропитано корыстолюбием и высокомерием», а абсолютная власть папы толковать его содержание превращает его из серьезного занятия в «басню и благоглупость» (p. 202). Спустя полгода после публикации «Обращения», в декабре 1520 г., Лютер последовал своему собственному совету и приказал сжечь в Виттенберге не только папскую буллу Exsurge Domine , в которой объявлялось о его отлучении, но и декреталии и комментарии канонистов (Fife 1957, p. 581). Борьба с идеей духовенства как особого сословия привела его также к нападкам на нищенствующие ордена и весь идеал монашеской жизни в целом. Лютер затрагивает эту тему и в «Обращении», где требует «отныне не позволять строить нищенствующие монастыри», а во всех существующих обителях и монастырях вернуть «тот порядок, который был введен Апостолами» (pp. 172–174). Но главный удар наносится в 1521 г. в трактате «Суждение Мартина Лютера о монашеских обетах». Монашеский образ жизни осуждается им за нарушение «евангельской свободы», а также за то, что придает ложную ценность делам и потому «противен христианской вере» (Luther 1966b, pp. 295–296). В конце книги Лютер прямо заявляет, что «монашество противоречит здравому смыслу и разуму», осмеивает монашеский идеал целибата и приводит веские доводы в пользу брака духовных лиц (p. 337).