Аманда Гефтер - На лужайке Эйнштейна. Что такое ничто, и где начинается всё

Я подскочила в кресле.

– Точно! Мы можем поговорить с людьми, которые знают, что он имел в виду, произнося эти слова. Мы могли бы сказать, что пишем про это статью.

– Зачем мне писать статью? – спросил отец.

Хорошо.

– Ладно, тогда мы скажем, что мы пишем книгу.

– Ты пишешь книгу, – сказала мама.

Я кивнула:

– Ты права.

Это было правдой – в некоторой степени. Мы говорили об этом на протяжении многих лет – с тех пор, как мой отец предложил написать книгу вместе, как только мы найдем ответ на загадку Вселенной, книгу, которую, как я мечтала, когда-нибудь представил бы сам Джон Брокман. Каждый раз, когда я посещала дом моих родителей, мы с отцом, уходя наверх в нашу физическую библиотеку, говорили маме в оправдание, что мы должны «работать над нашей книгой». Каждый раз, когда я отказывалась пойти с друзьями на вечеринку, предпочитая посидеть над книгами по физике, я говорила им, что занята «работой над нашей книгой». «Наша книга» стала центральным персонажем в нашей жизни, и все же она существовала не иначе как отдаленная мечта. Ни одного слова не было написано в ходе этой работы. Она состояла исключительно в исследовании Вселенной. Она была делом нашей жизни. Думая о ней, я прихожу к выводу, что никогда на самом деле не делала различия между моей жизнью, нашей книгой и Вселенной. Если бы я была по-настоящему честна с самой собой, я была бы вынуждена признать, что, хотя я и не согласна с Бостромом относительно симулированной реальности, у меня всегда было такое чувство, что я живу внутри нашей книги, которая материализуется, как только мы разгадаем тайны Вселенной. Написание книги всегда означало поиски ответа, и ответ всегда принимал форму книги, которой суждено было когда-нибудь остаться одной в нашей опустевшей библиотеке.

Практически все оказалось взаимосвязано. Мы говорили людям, что пишем книгу, чтобы расспросить их про загадки Уилера, и, в свою очередь, решения этих загадок позволило бы нам, наконец, написать свою книгу. Это была жизнь, имитирующая магическое искусство. Самозапускающееся заблуждение.

Центр астрономии и астрофизики имени Кэхилла в Калифорнийском технологическом институте располагается в здании, выстроенном в странном современном стиле. Оно выглядит так, как будто его возводила калибровочная сила, совмещая несколько несоответствующих друг другу систем отсчета.

Мы с отцом приехали в город Пасадену в Калифорнии, чтобы поговорить с Кипом Торном, одним из бывших студентов Уилера. Я заметила, что отец взволнован перед встречей со знаменитым физиком.

– Я всегда думаю о нем как о герое фильма «Звездный путь», – сказал он, когда мы подошли к зданию.

Чтобы найти дорогу от вестибюля на первом этаже до кабинета Торна, потребовалось немало усилий. Мы долго плутали в странной хитроумной системе коридоров.

Торн действительно немного походил на капитана Пикара – такой же высокий и лысый, но с остроконечной козлиной бородкой. Он любезно нас приветствовал и предложил присесть.

– Мы разговаривали с Джоном Уилером на конференции несколько лет назад, и он тогда сказал две довольно загадочные фразы, – начала я. – Он сказал, что Вселенная – это самонастраивающийся контур, а затем, в ответ на вопрос о Вселенной, образованной из ничего, он сказал, что граница границы равна нулю. Можете ли вы рассказать нам что-нибудь о том, что эти фразы означают?

– Рассуждая математически о границе границы, вы можете рассчитывать вывести некоторые геометрические свойства пространства-времени, например его кривизну. Я не знаю, как использовать это в объяснении рождения Вселенной. Эта идея никогда не казалась мне особенно полезной. Мы с Джонни расходились во мнениях относительно полезности этого принципа.

Мы с папой и Кипом Торном ( в центре ).

Фото: Д. Э. Бойд.

Было ясно, что Торну больше нечего сказать по этому поводу. В своей системе отсчета он видел сейчас две копии одного и того же разочарованного лица.

– Хорошо, – сказала я. – А что вы можете сказать насчет самонастраивающегося контура?

– Существует точка зрения, принятая и Уилером, согласно которой системы становятся классическими только тогда, когда за ними наблюдают. До наблюдения их поведение не определено, в соответствии с законами квантовой механики. Наблюдение обрезает волновую функцию. Таким образом, Уилер представлял себе рождение и эволюцию Вселенной как квантового объекта, до тех пор пока ее естественное развитие не привело к возникновению жизни. Живые существа оказались в состоянии проводить наблюдения, доопределяя состояние Вселенной и делая его классическим. Контур оказывается самонастраивающимся в том смысле, что наблюдения проводятся изнутри Вселенной, а не извне. Когда я говорю это, все звучит довольно просто, но, на мой взгляд, идея гораздо глубже, чем кажется.