Рихард Крафт-Эбинг - Преступления любви. Половая психопатия

Другую категорию эксгибиционистов представляют эпилептики [297].

Эта категория отличается от предыдущей тем существенным признаком, что здесь отсутствует сознательный мотив для эксгибиционизма, который является скорее импульсивным поступком, совершаемым независимо от внешних условий под влиянием болезненного органического влечения.

В момент совершения преступления имеется всегда сумеречное состояние сознания; этим объясняется, почему несчастный совершает свой поступок, не сознавая его значения, во всяком случае, без всякого цинизма, лишь под влиянием слепого влечения и почему затем, когда он снова приходит в себя, он сожалеет и ужасается по поводу случившегося, если только у него уже не наступило хронического состояния умственной слабости.

Первым побуждением во время этого сумеречного состояния, равно как и при других импульсивных действиях, является чувство мучительной тоски. Если с этим ассоциируется половое чувство, то представления получают определенное направление в смысле соответствующего (сексуального) поступка.

То, что у эпилептиков во время припадков особенно легко всплывают сексуальные представления, это понятно из изложенного на с. 472–476 данной книги.

Если такая ассоциация однажды создалась, если определенный поступок был хоть раз совершен во время приступа, то в следующих приступах эта ассоциация повторяется все легче и легче, ибо для нее создается, так сказать, проторенная дорога.

В силу чувства страха, сопровождающего эти состояния сумеречного сознания, половой импульс превращается в императив, во внутреннее принуждение, которое исполняется чисто импульсивно и совершенно непроизвольно.

Наблюдение 209. К., младший чиновник, 29 лет, из невропатической семьи, живет счастливо со своей женой, имеет ребенка. Неоднократно эксгибиционировал перед прислугой, в особенности в состоянии сумеречного сознания. К. – высокого роста, строен, бледен, нервен, порывист. О своих поступках имеет только общее воспоминание. С самого детства с ним часто случались приступы прилива крови с сильным покраснением лица, учащенным и напряженным пульсом, неподвижным, как бы не замечающим окружающего взором. Временами головокружение и помрачение сознания. В момент такого (эпилептического) приступа К. откликался лишь после неоднократного зова. После приступа он приходил в себя, как после сна. Он утверждает, что за несколько часов перед тем, как он совершал акт эксгибиционизма, он всегда чувствовал возбуждение, беспокойство, страх, угнетение и прилив к голове. При этом он часто бывал как бы в оглушенном состоянии и испытывал неопределенное чувство полового возбуждения. Во время приступа он без цели уходил из дома и обнажал где-нибудь свои половые органы. По возвращении домой он имел о случившемся смутное воспоминание и чувствовал себя утомленным и разбитым. Интересно, что, совершая акты эксгибиционизма, он освещал свои половые органы спичками. Экспертиза высказалась в том смысле, что в основе инкриминируемых ему поступков лежала эпилепсия и что они были непроизвольны. Тем не менее его признали виновным, хотя и заслуживающим снисхождения (Dr. Schuchardt. Op. cit.).

Наблюдение 210. Л., 39 лет, портной, холост; отец, по всей вероятности, алкоголик; два брата были эпилептики, третий – душевнобольной. Сам он страдал легкими эпилептическими инсультами, впадал иногда в сумеречное состояние, во время которого бесцельно блуждал по городу, не зная затем, где он был. Раньше его считали благонравным человеком, теперь он находится под судом за эксгибиционизм, который он совершил 4–6 раз в чужих домах, причем играл своими половыми органами. Относительно этих поступков у него оставалось лишь крайне смутное воспоминание.

Л. подвергся очень суровому наказанию за неоднократное дезертирство с военной службы (по всей вероятности, совершенное также в состоянии сумеречного сознания на почве эпилепсии). В тюрьме он психически заболел и был перевезен в заведение для душевнобольных с «эпилептическим помешательством». Оттуда его выписали «излеченным». Что касается инкриминируемых ему поступков, то здесь легко исключить и цинизм, и озорство. В высшей степени вероятно, что они имели место при сумеречном состоянии сознания. Даже полицейским чиновникам в момент ареста он показался «сумасшедшим», вернее, человеком, находившимся в состоянии помраченного сознания ( Liman. – Vierteljahrschrift für gerichtliche Medizin. N. F. XXXVIII. H. 2).