Array Коллектив авторов - Творцы античной стратегии. От греко-персидских войн до падения Рима

С одной стороны, археологические раскопки подтверждают активную миграцию вдоль имперской границы, причем на расстоянии многих тысяч километров, от устья Рейна до устья Дуная, но нередко возведение крепостей и военные походы предпринимались из-за внутренних политических неурядиц, а вовсе не по причине рационального военного планирования. «Удержание варваров» служило фундаментальным обоснованием необходимости сурового налогообложения сельскохозяйственного производства, которое обеспечивало существование империи. Неудивительно, что императоры любили показывать помещикам, которые и выплачивали, и взимали эти сравнительно крупные суммы ежегодно возобновляемых богатств, что государство не церемонится с варварами и заботится о подданных. В 360 г., например, братья-императоры Валентиниан и Валент взялись энергично строить крепости по Рейну и Дунаю, демонстрируя, что надлежащим образом следят за обороной империи, пусть даже строительство привело к разрыву ряда соглашений с приграничными племенами, прежде вполне миролюбивыми [393]. Валентиниан также единоличным решением снизил размер ежегодных «субсидий», что выплачивались некоторым алеманнским вождям Верхнего Рейна, – дабы иметь возможность утверждать, что он не покупает миролюбие варваров [394]. Оба направления политики были весьма иррациональными с позиций поддержания безопасности границ, поскольку фактически они провоцировали беспорядки; но для императоров первостепенное значение имели внутриполитические факторы [395].

Наступательные войны, разумеется, тоже не прекратились к концу III в., вопреки использованию тактики тщательно спланированных, стратегически обоснованных решений с опорой на рациональный анализ экономических возможностей империи по поддержанию регулярной армии для защиты существующих активов. Скорее, дальнейшие попытки завоеваний постепенно выдыхались на всех границах Рима, особенно когда стало слишком очевидно, что плоды завоеваний – обычно измеряемые личной славой, а не стратегическими и экономическими выгодами – более не заслуживают стараний [396].

Эго политиков и внутриполитические интриги вечно мешают рациональному военному планированию, и вряд ли должно удивлять, что подобное было свойственно и древнему миру. Возможно, основным недостатком анализа Луттвака является его пренебрежение тем, каким образом пограничные активы – сочетание укреплений и войск, столь проницательно им подмеченное, – использовались Римом на практике в III и IV столетиях. Вплоть до конца IV в. римская армия не просто дожидалась прихода варваров, отсиживаясь за «поясами» огромных укреплений, своего рода предшественников французской линии Мажино. Да, подобные варианты развития событий случались на границе, как и в случае с саксами в 370 г. например, но слишком редко для того, чтобы считать их доминирующей стратегией, с помощью которой римляне обеспечивали безопасность границ. Подобная стратегия в любом случае не могла оказаться успешной. Чтобы сэкономить на жаловании солдатам, снаряжении и амуниции, многие подразделения армии находились в состоянии столь низкой боеготовности в мирное время, а малые скорости передвижения столь замедляли реагирование, что существовала немалая вероятность благополучного возвращения обратно за границу даже довольно крупных варварских сил задолго до нанесения по ним эффективного контрудара. Армейские отряды, не считая гонцов, передвигались не быстрее 40 километров в сутки, а чтобы не усугублять проблемы снабжения, даже мобильные части не размещались в плотно населенных областях. Сосредоточить достаточное количество воинов, а затем перебросить их в точку, где требовалось вмешательство, – на это в целом уходило несколько недель, а не дней, так что сугубо «ответная» стратегия фактически предоставляла налетчикам массу возможностей для грабежа [397]. Если снова вспомнить набег саксов 370 г., вероятно, местный римский полководец заключил фиктивное перемирие с врагом только ради того, чтобы выторговать себе время на сбор и переброску войск.

Прибавляя свидетельства исторических источников к данным военной археологии и известным фактам развертывания войск, мы получим совершенно иную картину общей стратегии Римской империи. Фортификации и мобильные отряды были всего-навсего двумя элементами стратегии управления границей, которая основывалась в первую очередь на дипломатических увертках и манипуляциях, подкрепляемых периодическими развертываниями вооруженных сил. Если судить по источникам конца III и всего IV века, всякий раз, когда военно-политическая обстановка на конкретной границе угрожала выйти из-под контроля, предпринимался крупный поход, которым часто командовал лично правящий император. Императоры-тетрархи конца III и начала IV столетий совершили целый ряд таких походов через все три основные европейские границы Рима: Рейн, среднее течение Дуная (к западу от Железных Ворот) и Нижний Дунай (к востоку). Константин I воевал на Рейне в 310-х гг., а на Дунае – в 330-х. Его сын Констанций II (вместе со своим двоюродным братом и цезарем Юлианом) водил армии к востоку от Рейна и к северу от Среднего Дуная в 350-х, а в следующем десятилетии Валентиниан и Валент вновь вывели многочисленное войско как на Рейн, так и к Нижнему Дунаю [398].