Но главное, за счет чего баобабы переживают месяцы засухи, – это утолщения внизу ствола и слоновьи корни-подпорки, которые отращивают себе зрелые деревья. Древесина ствола мягкая и впитывает воду не хуже бальсы, так что превращается в живой резервуар, где помещаются тысячи галлонов воды. Удивительно и жутковато, что баобабы частенько так похожи на человеческие сосуды для воды. Их стволы не то чтобы напоминают, а в точности повторяют форму бутылки – цилиндрическая емкость внизу и сужающееся горлышко: можно подумать, у всех емкостей для жидкости по каким-то физическим законам должен быть одинаковый облик. Когда африканцы изготавливали первые сосуды, им, наверное, не обязательно было вдохновляться баобабами, однако с первого взгляда понятно, как два биологических вида решали общую задачу – искали способ лучше всего сохранить летучее подвижное вещество. Иные баобабы похожи на кувшины, ночные горшки, канистры для бензина и великолепные бутыли для вина. В Ифати на Мадагаскаре растет экземпляр Adansonia za – прямо-таки огромная трехмерная карикатура на чайник в общественной столовой, даже изогнутый носик на месте [33] О знаменитых баобабах см. Thomas Pakenham, “The Remarkable Baobab”, London: Weidenfeld & Nicolson, 2004; Michel Adanson, “Histoire naturelle du Sénégal”, Paris, 1757.
. Подозреваю, что Вермеер, чьи интерьеры украшены плавными контурами кувшинов и горшков, которые повторяют очертания фигур своих владельцев-людей, очень заинтересовался бы баобабами – растительными кувшинами и пузатыми бутылками.
В какой-то момент 10 миллионов лет назад семена одного из видов-предков баобаба, уютно уложенные в большие плавучие стручки, переплыли Мозамбикский пролив и достигли Восточной Африки. Семена проросли, и получившиеся из них деревья за тысячелетия эволюционировали в седьмой вид. Оказалось, что Adansonia digitata – самый приспособленный и процветающий вид из всего этого рода, и вскоре баобабы распространились по всему континенту; в дальнейшем им помогали в этом местные жители, которые обнаружили, что баобаб – изобретательный, предупредительный и сговорчивый сосед. В 1832 году, в самом начале плавания на «Бигле», Чарльзу Дарвину показали на островах Кабо-Верде, в 300 милях к западу от материковой Африки, огромный баобаб. Считалось, что дереву 6000 лет, и Дарвин вырезал на нем свои инициалы, хотя цифре и не поверил. Такие древние деревья часто бывают полыми внутри, и тогда их можно призвать на службу человеку и сделать из них деревенские резервуары для воды – водяная цистерна в водянистой оболочке.
Именно на материковой Африке баобаб повстречал своего двойника из млекопитающих. Слоны (на Мадагаскаре их нет) страшно ополчились против этих подозрительно толстокожих незваных гостей. Они нападали на них с яростью, далеко превосходящей неуемный аппетит. Слоны их крушили. Они отрывали целые ветви, пожирали листья, полностью обдирали кору с нижней части стволов, чтобы добраться до нежной водянистой сердцевины, а деревья поменьше зачастую просто валили. Однако баобаб привык к суровому обращению еще во время пожаров в бушах Мадагаскара. Если кору ободрать или еще как-то повредить, она отрастает снова, точь-в-точь как на ободранных или опаленных дубах. Поваленные деревья растут себе дальше, где лежат, из их поверженных стволов получаются деревянные валуны, а вверх тянутся новые стволы, раскидывающие параллельно земле новые ветви. Неподалеку от Лимпопо в Южной Африке есть такое огромное лежачее дерево – местные жители зовут его «Сларпи», по-дружески намекая на сложные отношения баобабов со слонами, для которых они и двойники, и жертвы. Это сокращение от «Олифанссларпбум» – «Дерево со слоновьим стволом».
Пластичность формы – самая примечательная черта баобабов: они настоящие оборотни. Они раздуваются, сжимаются, сворачиваются, взрываются, расползаются. В начале жизни они могут быть как стройные колонны в духе Палладио, а потом их валят, сжигают, но они возрождаются из руин в виде клубка змей, потока лавы или входа в грот. А те странники-люди, которым случалось стать свидетелями этих многогранных превращений, потом видят многогранные сны.
В 1749 году юный французский натуралист и путешественник Мишель Адансон, отправившись исследовать берега Сенегала, поплыл на каноэ на остров Сор. Он собирался поохотиться там на антилопу, однако на пути ему повстречался совсем другой трофей – огромный, неподвижный и неуловимый. «Я сразу отбросил все мысли об охоте, – писал он в “Histoire naturelle du Sénégal” («Естественная история Сенегала»), – едва увидел это дерево исполинской толщины, всецело завладевшее моим вниманием… Я раскинул руки как можно шире – оказалось, что в окружности дерево имеет тринадцать моих обхватов; для большей точности я обмерил его шпагатом и обнаружил, что в нем 65 футов (19,8 метра). Это был баобаб, и Адансон был зачарован его массивностью и солидностью. В дальнейшем он находил деревья и свыше 75 футов в обхвате (23 метра) и сделал вывод, что «Африка вправе похваляться не только самыми крупными животными, то есть страусом и слоном, – но то же самое можно сказать и о растениях, о которых нельзя забывать: ведь она – родина калебасовых деревьев, которые неизмеримо больше всех других ныне существующих деревьев, по крайней мере, насколько нам известно». Вскоре Адансон заподозрил, что это, наверное, еще и самые старые деревья на Земле. Отправившись в глубь страны, Адансон нашел на стволах баобабов вырезанные имена европейских поселенцев, живших там в XV–XVI веках, причем буквы были вполне читаемы и лишь слегка растянулись по сравнению с первоначальными отметинами от ножей. Адансон решил, что раз эти граффити так прекрасно сохранились – по всей видимости, время не было над ними властно, – это доказательство, что перед ним организмы, чей многотрудный рост начался, вероятно, 5000 лет назад, еще до Потопа.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу