Адам Замойский - 1812. Фатальный марш на Москву

Многие преступники к тому времени уже бежали из армии, а потому ушли от наказания. Не менее 30 000 (а, возможно, и втрое больше) дезертиров сновали туда и сюда по сельской местности, нападая на усадьбы и селения, грабя, насилуя и убивая, иногда вместе с взбунтовавшимися крестьянами. Они разъезжали на украденных телегах и фурах, наполненных награбленным добром, стараясь избегать организованных французских частей. Ввиду численности таких банд, способы эффективно применить к ним силу закона на деле почти отсутствовали, а тех, кого ловили и сгоняли под знамена вновь, при первой же удачной возможности попросту бежали из рядов войска опять. Не щадили злодеи и имперских чиновников: нападениям подвергались даже estafettes с почтой императора, а человека, назначенного Наполеоном губернатором Троков, бандиты ограбили и избили {240}.

Страдания, причиняемые населению, были столь велики, что, по словам одного польского офицера, «жители, прежде захлебывавшиеся от счастья при виде так называемых освободителей, скоро начали сожалеть об уходе русских». Другой польский офицер, ожидавший теплого приема, нечаянно негаданно столкнулся вдруг с плохо скрываемым негодованием. «Московиты были куда как учтивее вас, господа», – объяснила ему ситуацию молодая дворянка {241}.

11 июля в Вильну прибыли восемь депутатов от конфедерации в Варшаве, возглавляемые Юзефом Выбицким, одним из особенно ярых сторонников Наполеона в Польше. Но император продержал их в неизвестности почти трое суток прежде, чем удостоить аудиенции, на которой в нетерпении выслушивал их просьбу объявить о реставрации королевства Польша. «В моем нынешнем положении у меня много других интересов, каковые надо уладить», – ответил он им, но добавил, что, если польский народ восстанет и будет храбро сражаться, Провидение, возможно, наградит его независимостью. Делегаты пали духом. «Они уезжали полные огня, – вспоминал Прадт, находившийся в Варшаве, – вернулись же с оледеневшими душами. Холодок этот распространился по всей Польше, и согреть ее после этого представлялось делом едва ли возможным» {242}.

Расследование, начатое русскими после войны в целях выявления коллаборационистов и отделения их от тех, кто не симпатизировал неприятелю и сохранил лояльность Петербургу, выявило полное отсутствие случаев изъявления верноподданнических чувств к царю по всей Виленской губернии на протяжении французской оккупации. Многие русские командиры на собственном примере испытали открытое враждебное отношение населения. Данная область была в политическом смысле стопроцентно за Наполеона. Однако он не использовал этого преимущества. Группа студентов Виленского университета добровольно вызвалась создать партизанский отряд, который бы действовал в тылу у русских, поднимал против них селян, но Наполеон ответил, что ему не нужны общественные беспорядки или революция. Тот не желал ничего способного послужить непреодолимым препятствием на пути примирения между ним и Александром. «Он превосходный император!» – заявил Наполеон Яну Снядецкому, ректору университета, когда зашла речь о царе {243}.

Пусть Наполеон не хотел революции, но он желал привлечения по своим знамена солдат и надеялся, что многие польские солдаты и офицеры на русской службе перебегут у нему, чтобы соединиться с братьями, воевавшими на стороне французов, и хотя такие случаи бывали, все же массового характера они не носили – результаты, откровенно говоря, разочаровывали. Император французов наделся сформировать в Литве пять пехотных и пять конных полков общей численностью в 17 000 чел., а также создать национальную гвардию для поддержания порядка в тылу. Наверное, он смог бы собрать и вдвое больше, если бы выделил какие-то субсидии и дал твердое обещание предоставить стране независимость. На деле в строй встали не более чем от 12 000 до 15 000 чел {244}.

Наполеон не только пренебрегал доверием местного населения, он также и не сумел вселить в него уверенность. «Этот человек более не стремится достигать великих целей, он страдает от какой-то иссушающей его болезни», – отмечал брат ректора, прославленный натуралист и врач Анджей Снядецкий, после длительного наблюдения за Наполеоном. Ничего хорошего не вышло и из попытки императора французов произвести впечатление на аристократию. «Для Наполеона было также невозможно подражать превосходной обходительности Александра в гостиной, как для Александра бросить вызов талантам и гению Наполеона на поле брани», – метко высказалась графиня Тизенгаузен по поводу данной ситуации {245}.