Хью Тревор-Роупер - Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945

Между тем новость об этом знаменательном совещании вызвала потрясения и в других местах. Гиммлер, в полдень переместивший свой штаб в Хоэнлихен, получил сообщение об этой поразительной новости от Фегеляйна. В тот момент с Гиммлером находились двое его непосредственных подчиненных: профессор Гебхардт, его «злой гений», кандидатуру которого Гиммлер только вчера предложил на пост шефа немецкого Красного Креста [159], и обергруппенфюрер Готтлоб Бергер, начальник Главного управления СС [160]. Кроме того, в Хоэнлихене находилось гиммлеровское управление лагерями военнопленных [161], готовое к переводу в Баварию (это была идея Шелленберга), подальше от влияния костолома Кальтенбруннера.

«В Берлине все сошли с ума! – сказал Гиммлер Бергеру, услышав новость Фегеляйна. – Фюрер в ярости, говорит, что армия его обманула, а теперь и СС покинули его в беде [162]. В моем распоряжении еще остался батальон эскорта, шестьсот человек, почти все – раненые и выздоравливающие. Что мне делать?»

Бергер был простым швабом, добродушным, открытым и словоохотливым. Ему были неведомы сложные чувства и эмоции. Политические игры и психологические упражнения Шелленберга были ему чужды и ничего для него не значили. Он не сочувствовал сомневающимся душам, не понимал внутренних душевных конфликтов и сомнений в верности, которые так долго мучили Гиммлера. Для него сложившаяся ситуация в моральном плане была совершенно ясна, и он сказал Гиммлеру уверенным тоном не знающего колебаний служаки: «Вам надо немедленно отправляться в Берлин, господин рейхсфюрер, и взять с собой батальон эскорта, если фюрер изъявил намерение остаться в имперской канцелярии…» «У меня не было слов, – вспоминает он, – чтобы выразить мое раздражение. Я едва сдерживался и сказал: «Я еду в Берлин, и ваш долг – сделать то же самое» [163].

Гиммлер с готовностью согласился, но тем не менее он не забыл и о Шелленберге. Что он скажет, если Гиммлер уедет сейчас в Берлин? Шелленберг как огня боялся встречи Гиммлера с Гитлером, во время которой в простой душе рейхсфюрера могла с новой силой вспыхнуть никогда до конца не исчезавшая верность. Шелленбергу стоило большого труда отговорить Гиммлера от посещения дня рождения Гитлера, но сейчас Шелленберга рядом не было, и отговаривать рейхсфюрера было некому. Тогда, оставшись после обеда наедине с Гиммлером, Шелленберг услышал от него долгожданные слова, которые привели его в восторг: «Я склонен думать, Шелленберг, что вы правы. Мне надо принять то или иное решение». Это было не слишком определенное высказывание, но Шелленберг был доволен и этим. Он отлучился, чтобы еще раз встретиться с Бернадотом – на этот раз на датской границе, – и информировать графа о том, что Гиммлер готов к переговорам. Пребывая в радостном возбуждении, Шелленберг сел в машину и поехал на северо-восток. Через несколько часов из бункера позвонил Фегеляйн и принялся убеждать Гиммлера приехать в Берлин и уговорить фюрера покинуть Берлин. К тому же Бергер безапелляционным тоном сказал, что долг Гиммлера – немедленно отправиться в Берлин. Гиммлер снова оказался перед нелегким выбором, и душа его снова рвалась на части.

Гиммлер сам позвонил в бункер, лично поговорил с Гитлером, попытавшись склонить его к отъезду, но тщетно. Потом он говорил с Фегеляйном, который снова принялся убеждать Гиммлера приехать лично. В конце концов они достигли компромисса. Гиммлер приедет в Науэн (расположенный на полпути до Берлина), туда же приедет Фегеляйн, и они обсудят положение. С наступлением сумерек Гиммлер сел в машину и отправился в Науэн в сопровождении своего адъютанта Гротмана. Гебхардт следовал за ними в другой машине, у него были свои мотивы для поездки в Берлин. Он хотел, чтобы Гитлер лично утвердил его на посту шефа немецкого Красного Креста. По этому поводу он утром разговаривал со своим бывшим учеником, доктором Штумпфеггером.

Маленькая кавалькада доехала до перекрестка у Науэна, где Гиммлер стал ждать Фегеляйна. Он ждал час, потом второй, но Фегеляйна все не было. Потом Гебхардт спросил, нельзя ли ему одному продолжить путь в Берлин. Гиммлер согласился, но, так как Фегеляйн так и не приехал, а сам Гиммлер опасался ехать в Берлин, он передал Гебхардту свои предложения Гитлеру – использовать батальон эскорта для обороны имперской канцелярии.

Было уже около одиннадцати часов ночи, когда Гебхардт прибыл в бункер. От Штумпфеггера он узнал подробности того памятного совещания, а затем, дождавшись приглашения Гитлера, передал ему предложения Гиммлера. Во-первых, по согласованию с Штумпфеггером Гебхардт предложил эвакуировать из бункера женщин и детей – Еву Браун, секретарей, Магду Геббельс и ее детей. Гитлер ответил, что все эти женщины по доброй воле решили остаться с ним. Потом Гебхардт передал предложение относительно батальона эскорта. Гитлер принял это предложение и даже показал на карте место в Тиргартене, где батальону предстояло занять оборону. И наконец, Гитлер утвердил Гебхардта на посту шефа немецкого Красного Креста. Их беседа продолжалась около двадцати минут. Потом Гебхардт собрался уходить. Перед уходом он спросил Гитлера, что передать Гиммлеру, и Гитлер ответил: «Передайте ему мой привет». С этим Гебхардт отбыл.