Марлис Штайнер - Гитлер

Но «черная серия» еще не закончилась. 28 ноября в штаб-квартиру без предупреждения явился Роммель, заявивший, что удерживать Африку невозможно. Гитлер принял его весьма холодно, сурово отчитал и отправил в Рим, вместе с Герингом, чтобы обсудить с Муссолини возможности избежать разгрома в Тунисе. Моральный дух дуче, страдавшего язвой желудка, упал ниже всяких пределов. Он предложил срочно отыскать способ закончить русскую кампанию. Ту же «гипотезу» выдвинул перед фюрером Чано, прибывший в «Волчье логово» чуть позже, 18 декабря. Гитлер отказался, приведя ряд аргументов. Во-первых, Германия не может согласиться на линию раздела, по которой от Советского Союза отойдут только Прибалтика и Польша. Во-вторых, не представляется возможным отыскать линию, которая удовлетворила бы потребности и Советского Союза, и Оси в угле, железе и хлебе. В-третьих, даже если бы удалось прийти к политическому урегулированию конфликта с большевиками, воевать на Западе, пока существует Советская армия, слишком опасно. В-четвертых, стоит американцам и англичанам только заподозрить, что немцы и русские вступили в переговоры, как они, несмотря на огромный риск, немедленно начнут операции в странах Оси – из текста беседы с Чано не понятно, о каких именно операциях думал Гитлер. Скорее всего, его мысли занимали воздушные атаки и бомбардировки немецких городов, и так уже начинавших ощущать на себе их ужас, тем более что благодаря развитию техники союзная авиация все чаще предпринимала ночные вылеты.

Чано и Гитлер затронули также французскую проблему. В глазах итальянца, выступавшего от имени Муссолини, Лаваль намного меньше представлял «настоящую Францию», нежели правительство Дарлана в Алжире; кроме того, не следовало придавать слишком большого значения разногласиям между де Голлем и адмиралом. С этим Гитлер был согласен; по его мнению, 10 % французов чувствовали враждебность к Оси; от 5 до 10 % были настроены на сотрудничество, а остальные выжидали. Но с учетом положения в Северной Африке было необходимо сохранять видимость французского правительства. Поскольку алжирский режим призывал французов к борьбе – в отличие от действовавшего во Франции – и поскольку французы совсем не стремились умирать, можно было надеяться, что они обратят свой выбор на победителя Вердена Петена.

На следующий день, 19 декабря 1942 года, Гитлер принял по его просьбе Лаваля в присутствии Геринга, Риббентропа, Абеца и Чано. Напрасно президент совета пытался выбить снижение оккупационных расходов или умерить аппетиты Заукеля в области отправки в Германию рабочей силы. Впрочем, этот визит послужил своего рода интермедией в переговорах Гитлера с Чано, которые продолжались еще два дня. Фюрер делал все ради консолидации альянса с Италией, понимая его растущую шаткость.

В последние дни года фюрер сделал попытку разработать операцию по восстановлению связи с 6-й армией под Сталинградом, ожидая, когда улучшится погода. Но попытка провалилась. Советская армия получала от британской разведки точные данные о передвижении немецких войск. Новогоднюю ночь Гитлер провел наедине с Мартином Борманом в бункере, где они просидели до четырех часов утра. Это грустное новогодие не сулило ничего хорошего. 1943 год стал для нацистского режима самым суровым со дня его прихода к власти.

В одной из своих прекрасных баллад немецкий поэт Генрих Гейне (1797–1856), еврей, бежавший в Париж, один из первых сторонников франко-немецкой дружбы, описывает судьбу последнего вавилонского царя Вальтазара: едва он произнес несколько кощунственных слов в адрес Иеговы, как на стене появились таинственные огненные знаки, предвещавшие его близкий конец.

Для Гитлера дурные знаки начали множиться с осени 1942 года. Операция на Кавказе с треском провалилась; мало того, он полным ходом приближался к тому, что Геббельс назвал «величайшей трагедией в немецкой военной истории». Историк Анри Мишель пишет, что «начиная с 1943 года в войне исчезли альтернативы»; она со все большей очевидностью катилась к поражению Германии и ее союзников.

8 января генерал Рокоссовский, советский командующий Донским фронтом, отправил генералу Паулюсу предложение капитулировать в ближайшие сутки, обещая сохранить ему жизнь, имущество, военную форму и знаки отличия. Паулюс обратился к Гитлеру с просьбой позволить ему самостоятельно решить этот вопрос, но получил отказ и приказание продолжать борьбу. 10 января под командованием маршала Воронова начался последний штурм уже совершенно разрушенного города, в котором как в ловушке сидело 250 тыс. немецких солдат – большая часть 6-й армии, часть 4-й бронетанковой армии, две румынских дивизии, хорватский полк, три туркменских батальона и несколько вспомогательных соединений. 25-го они были разрезаны надвое и заключены в два «кармана». 31-го Паулюс, накануне получивший звание фельдмаршала, сдался вместе с южным «карманом»; северный последовал его примеру двумя днями позже. 100 тыс. солдат погибли, 42 тыс. получили ранения, всего несколько специалистов спасли с воздуха, 90 тыс. попали в плен. Выжило всего несколько тысяч.