Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

Протестантская Ла-Рошель и ее английские помощники потерпели поражение, ее укрепления были разрушены до основания. Но другой, более стойкий и менее прямолинейный враг – вода постоянно атаковала побережье Франции. Она подтачивала основания скал Нормандии, блокировала порты на Средиземном море и изменяла карту французской границы на Атлантике. Порт Бруажа обмелел из-за ила, и торговля солью была перенесена в другие места. Цитадель, от которой когда-то отплывали корабли в Луизиану и Квебек, превратилась в островок из низких белых домов среди болот. Позже Бруаж использовали как тюрьму. В 1772 году, когда Франсуа Марлен видел этот город, океан отступил от Бруажа на 2 мили к западу, оставив после себя равнину с гниющей растительностью и постепенно сокращавшуюся колонию солдат, которым заплатили за то, что они приехали сюда жить. По словам местного священника, который сам изгнал себя в эту атлантическую Сибирь за свои грехи, жители Бруажа становились дряхлыми стариками в 40 лет из-за заразных испарений, поднимавшихся от покрытых морской водой во время прилива берегов, в которые постепенно погружались укрепления города.

Даже Наполеон Бонапарт прилагал усилия к тому, чтобы надолго оставить свой след на западе Франции. В 1804 году он приказал перенести столицу департамента Вандея из Фонтене-ле-Пёпль (так революционеры переименовали город Фонтене-ле-Конт – из «графского» в «народный») в жалкую деревушку Ла-Рош-сюр-Йон, большая часть которой была стерта с лица земли во время Вандейской войны. На месте деревушки был заложен новый город, получивший название Наполеон или Наполеонвиль [47], и в нем поселили новых жителей – солдат и государственных служащих. Из них власти предполагали создать приезжий правящий класс, не связанный никакими обязательствами верности с этим краем. За следующие четыре года на пустом месте медленно поднялся «самый скучный город во Франции» (путеводитель Мюррея, 1854). Наполеонвиль был рассчитан на 15 тысяч человек, но земля диктовала свои условия, и жители бокажей не желали объединяться.

Города-крепости Вобана – Гравелин, Мобеж, Неф-Бризак, Бельфор и т. д. – вызывали такое же всеобщее отвращение, какое сейчас вызывают микрорайоны, застроенные жилыми многоэтажками 1960-х годов. Наполеонвиль с его дешевыми домами из булыжника и безликими общественными зданиями, которые опоясывал бульвар без деревьев, стал новым стандартом городского уродства. Вернувшись в этот город в 1808 году, Наполеон увидел «отвратительнейшую картину беспорядка и грязи». В водосточных канавах плескались гуси и утки. Из памятников были только намокшая от дождя деревянная триумфальная арка и жалкий обелиск. Понадобилось больше ста лет, чтобы население Ла-Рош-сюр-Йон достигло расчетной величины. Шесть главных дорог, расположенных веером, чтобы войска могли выступать в поход во всех направлениях, оставались сосудами безжизненного тела до 1866 года, когда к городу подошла железная дорога.

Эти грубые действия колонизаторов сыграли важную роль в истории французской политики и государственного управления, но на физической карте Франции эти места выглядели крошечными пятнами. Самая значительная и впечатляющая операция колонизаторов на западе страны – корчевание и выравнивание бокажей – была вандализмом с точки зрения экологии, но лишь слабым намеком на то, что произошло потом. Сегодня высокие насыпи и бесконечные зеленые туннели бокажей сохранились лишь в нескольких местах запада Франции, но не из-за военной колонизации, а потому, что крупное сельское хозяйство изымало у местных жителей их лоскутные поля и устанавливало новый порядок, который требовал единообразия. К середине XIX века уютные, но неудобные живые изгороди уступили место плодородной голой равнине, где росла пшеница. Зима стала рабочим временем. Старики с печалью вспоминали то время, когда они засиживались за разговорами до ночи вместо того, чтобы вовремя лечь спать.

В других местах Франции землю занимали развивавшиеся города. Но темп этой колонизации легче измерить в веках, чем в годах. Из 141 города, население которых с 1810 по 1910 год увеличилось больше чем в три раза, 48 были спутниками Парижа. Еще 37 из них стали частью промышленных зон департаментов Нор и Па-де-Кале, Эльзаса и Лотарингии и шахтерских и мануфактурных центров Лиона и Сент-Этьена. В 1851 году почти десятая часть населения Франции жила в Париже и его пригородах. В 1911 году за пределами столицы и ее предместий обитало уже лишь четыре пятых населения.