Людвиг Стомма - Переоцененные события истории. Книга исторических заблуждений

Габсбургские, чешские, а позже датские или шведские военные формирования, проходившие по землям нынешней Германии или Чехии, насчитывали от десяти до пятидесяти тысяч солдат, сюда еще надо прибавить немалое число прислуги, поваров, возниц, женщин легкого поведения, священников, ремесленников, ремонтирующих вышедшую из стоя амуницию, торговцев и пр. Запасы, обнаруженные по пути следования в городах и селениях, насчитывающих, как правило, гораздо меньше людей, нежели проходящие войска, понятное дело, никак не могли накормить столь внушительное воинство. Отсюда следовали (иначе и быть не могло) грабежи до последнего колоса и хромой козы. Арнольд Херманн пишет, что, проходя через Лехенбург, «армия съела даже настурции из цветочных горшков на подоконниках, а окаменевшие свадебные пряники десятилетней и более давности считались лакомством». Другими словами, после разъяренного, поскольку их опередили первые ряды, и пожирающего настурцию и заплесневелые пряники арьергарда оставались только нищета, отчаяние и голодная смерть.

Такое положение вещей принципиальнейшим образом должно было влиять на решения штабов. Во-первых, во избежание голода в войсках, а как следствие бунтов и дезертирства, и без того являвшихся настоящим бедствием, военные операции нужно было проводить на территориях еще не затронутых войной, поскольку только там можно было рассчитывать хоть на какое-нибудь снабжение. Ни за что на свете не следовало идти за противником по пятам или возвращаться по собственным следам, поскольку это означало путь по выжженной голодной пустыне. Что определяло не только передвижения войск, но и политику, когда было необходимым двигаться по землям нейтральных правителей или тех, кто готов был оказывать содействие при условии сохранения их владений. Также нельзя было задерживаться на одном месте дольше двух-трех дней, поскольку дольше кормить армия было уже нечем. Питер Ингланд («Годы войн», Гданьск, 2003) приводит сравнение из области ихтиологии: «Войско жило, как акула, которая должна плавать, чтобы дышать, и если она не может плыть дальше, начинает задыхаться». После смерти Густава II Адольфа, понимавшего акулью логику и постоянно гнавшего армию вперед, Аксель Оксенштирн настаивал на пассивной обороне захваченного. Другими словами, акуле следовало остановиться и удовлетвориться тем, что было проглочено ранее. Разве такое возможно? «Ответ, – пишет Ингланд, – был получен практически сразу же. В конце апреля 1633 г. в стоявшей на Дунае армии вспыхнул мятеж […] Обложенное непомерными поборами местное население находилось на грани истощения. Всем стало ясно, что выжить может только одна часть [население или армия. – Л. С. ], и произойдет это за счет другой. Иногда солдат удавалось держать в строгом повиновении, однако в результате подобных мер они дохли, как мухи, в отсутствие денег и еды. В некоторых населенных пунктах солдаты ходили полуголыми, роя себе под стенами городов ямы, где пытались выжить. Когда и это не помогало, а вдобавок кончались деньги и запасы продовольствия, солдаты, вопреки всяческим запретам и угрызениям совести [?! – Л. С. ], принимались грабить и так уже натерпевшихся жителей окрестных провинций. Резко возросло число краж и разбойных нападений […] Людей связывали веревками и грозились расстрелять, пробивали им гвоздями ступни или дробили пальцы на руках. Других заставляли есть кал вперемешку с мочой – это называлось шведским напитком. Ломали несчастным конечности и заставляли родителей смотреть, как бьют их детей. А все только для того, чтобы несчастные признались, где спрятана еда или ценности». Правда, ценности резко подешевели по сравнению с ростом цен на продукты. Вскоре кусок хлеба нельзя уже было купить даже за золото. Все эти грабежи и разорение не всегда являлись спонтанными. Так, к примеру, к концу октября 1639 г. шведский фельдмаршал, обожаемый подчиненными и начальством (его сын получил княжеский титул), Иоган Банер издал приказ, намереваясь обезопасить свои войска полосой «выжженной земли». Его армия проходила тогда по Чехии, вследствие чего высылаемые разъезды разоряли Силезию, Моравию и Саксонию. «Всюду жгли и грабили, – пишет Ингланд, – а продовольствие, которое солдаты не могли унести с собой, уничтожалось». Вот, в чем ужас войны: с одной стороны, умирающие с голоду и готовые на любое преступление ради еды, а с другой – их собратья по оружию, сжигающие созревшие хлеба на корню. Однако в этом была своя стратегическая логика. “Выжженная земля” становилась непреодолимым препятствием для оголодавшей армии противника. На само предложение вступить на нее солдаты отвечали бунтами и массовым дезертирством. А значит, Банер мог сравнительно спокойно маневрировать на территории Чехии. Свои тылы он от габсбургских войск защитил. Куда большую опасность представляли «дикие шайки», грабившие земли, где он намеревался пройти. Это была действительно серьезная опасность. Дадим еще раз слово Ингланду: «Причиной многих ужасающих происшествий, случившихся в эту войну, стало неумение [а скорее, невозможность, – Л. С. ] высшего командования осуществлять контроль над своими подчиненными. Проблема эта на протяжении войны только усугублялась. И дело было не в том, что командиры оказывались не в состоянии справиться с обычными солдатами. В армии хватало настоящих преступников в мундирах, которые не желали подчиняться приказам и зачастую во главе своих войск осуществляли самые что ни на есть разбойничьи набеги. Таких бандитских шаек рыскало по Германии великое множество. Их в очень малой степени интересовало, за что, собственно, они воюют. К планам своего командования они относились весьма пренебрежительно, а главной их целью было раздобыть съестное».