Роберт Масси - Николай и Александра

Поскольку государь нес двойное бремя, как монарх и как верховный главнокомандующий, здоровье и настроение его стали ухудшаться. Старые друзья, такие как князь Владимир Орлов, неприязненно относившиеся к Распутину, были в опале. Даже старый граф Фредерикс продолжал занимать свой пост министра двора только потому, что говорил с императором лишь о погоде да прочих пустяках. В Киеве царь рассчитывал отдохнуть от военных проблем и государственных забот, однако во время первой же встречи с сыном императрица Мария Федоровна потребовала отставки Штюрмера и удаления от престола Распутина.

Уставший от бремени забот Николай II во время пребывания в Киеве совершил великодушный, поистине царский поступок. В одной из палат госпиталя, где работала сестра государя, «находился молодой раненый дезертир, приговоренный военным судом к смертной казни, – вспоминала великая княгиня. – Его охраняли два часовых. Мы все жалели его – он был такой славный мальчик. Врач сообщил о нем Ники, который тотчас направился в угол палаты, где лежал бедняга. Положив руку на плечо юноши, Ники очень спокойно спросил, почему тот дезертировал. Запинаясь, мальчик рассказал, что, когда у него кончились боеприпасы, он перепугался и побежал. Затаив дыхание, мы ждали, что будет. Ники сказал юноше, что он свободен. Слезши с постели, бедный юноша упал на колени и, обняв Ники за ноги, зарыдал, как малое дитя. Помнится, мы все тоже плакали… Сцена эта врезалась мне в память. Больше я Ники не видела».

Во время пребывания императора в Киеве состоялось заседание Думы. Надвигалась гроза. Партийная принадлежность депутатов не имела никакого значения: против правительства выступали все начиная от крайних правых и кончая революционерами. Милюков, лидер либералов, открыто нападал на Штюрмера и Распутина и подвергал завуалированной критике императрицу. Штюрмера он без обиняков называл германским агентом. Произнося свою знаменитую речь, Милюков перечислял факты беспомощности или продажности правительства, после каждого выпада спрашивая у депутатов: «Что это – глупость или измена?» [78]Следом за Милюковым выступил В. Маклаков, лидер правого крыла кадетов, заявивший: «Старый режим чужд интересам России». Цитируя Пушкина, он громко воскликнул: «Беда стране, где раб и льстец одни приближены к престолу».

К тому моменту, когда государь вернулся из Киева в Ставку, страсти депутатов накалились настолько, что подобными обстоятельствами нельзя было более пренебрегать. Помня слова императрицы-матери, Николай II решил сместить Штюрмера. Супруга его не была настроена столь категорично и посоветовала царю предоставить престарелому премьеру отпуск. «Я имела длительную беседу с Протопоповым и с нашим Другом, и оба находят, что для умиротворения Думы Шт[юрмеру] следовало бы заболеть и отправиться в трехнедельный отпуск. И действительно, он очень нездоров и очень подавлен этими подлыми нападками. И так как он играет роль красного флага в этом доме умалишенных, то лучше было бы ему на время исчезнуть».

Император тотчас согласился и 8 ноября написал: «Все эти дни я думал о старике Шт. Он, как ты верно заметила, является красным флагом не только для Думы, но и для всей страны, увы! Об этом я слышу со всех сторон, никто ему не верит, и все сердятся, что мы за него стоим. Гораздо хуже, чем с Горемык. в прошлом году. Я его упрекаю в излишней осторожности и неспособности взять на себя ответственность и заставить всех работать как следует. Он уже завтра сюда приезжает, и я дам ему теперь отпуск. Насчет будущего посмотрим, мы поговорим об этом, когда ты сюда приедешь».

Чтобы угодить Думе, Распутин посоветовал освободить Штюрмера лишь от должности министра иностранных дел, но не от обоих постов. Государыня писала супругу: «Наш Друг говорит, что Штюрмер мог бы еще оставаться некоторое время пред. С. мин.». Но император уже принял решение: «Я приму Шт. через час и буду настаивать на том, чтоб он взял отпуск. Увы! я думаю, что ему придется совсем уйти, – никто не имеет доверия к нему. Я помню, что даже Бьюкенен говорил мне в последнее наше свидание, что английские консулы в России в своих донесениях предсказывают серьезные волнения в случае, если он останется. И каждый день я слышу об этом все больше и больше», – писал он 9 ноября 1916 года.

Императрица была удивлена решением супруга: «Меня больно поразило, что ты его уволил и из Сов. мин. У меня стало очень тяжко на душе – такой преданный, честный, верный человек! Мне его жаль, потому что он любит нашего Друга и был совершенно прав в этом. Трепов мне лично не нравится, и я никогда не буду питать к нему таких чувств, как к старикам Горем. и Шт. То были люди доброго старого закала… Те двое любили меня и с каждым волновавшим их вопросом приходили ко мне, чтобы не беспокоить тебя, а этот Трепов – увы! – меня недолюбливает, и если он не будет доверять мне или нашему Другу, то, думается, возникнут большие затруднения. Я велела Шт. сказать ему, как он должен себя вести по отношению к Гр., а также что он постоянно должен его охранять».