Роберт Масси - Николай и Александра

Сознавая, что Россия не готова к войне, император надеялся, что этот новый кризис удастся преодолеть. Он дал указания Сазонову сделать все возможное, чтобы выиграть время. Первой заботой Сазонова, по его словам, было добиться отсрочки австрийского ультиматума в пользу сербов. Вена, решившая во что бы то ни стало сокрушить Сербию, отказалась это сделать. Тогда Сазонов попытался убедить союзницу Австро-Венгрии, Германию, выступить в качестве посредника для урегулирования балканского кризиса. Та отказалась.

«Нежелание Германии удержать Австро-Вентрию на том опасном пути, на который она становилась, объяснялось нам в Берлине тем соображением, что берлинский кабинет не считал себя вправе вступать в распрю между своею союзницей и Сербиею», – писал Сазонов. Остальные же державы, в том числе и Россия, не должны вмешиваться, заявляли немцы. Сазонов обратился к сэру Эдварду Грею. Тот согласился и предложил созвать в Лондоне совещание на уровне послов, но германское правительство отказалось от участия в нем. Наконец в ответ на призыв сербского правительства о помощи Сазонов порекомендовал сербскому премьеру Пашичу принять все австрийские условия, которые не посягали бы на независимость Сербии.

Сербы, не менее своих русских покровителей желавшие избежать военного столкновения, согласились на условия ультиматума, причем с такой покорностью, что в Вене опешили. Граф Берхтольд пришел в отчаяние, не зная, что делать с документом, и двое суток – 26 и 27 июля – скрывал его. Когда германский посол в Вене попросил показать ему ответ сербов, ему заявили, что из-за большого объема канцелярской работы ему придется подождать.

Однако 28 июля Берхтольд и его коллеги приняли решение. Отвергнув ответ сербского правительства, Австро-Венгрия объявила войну Сербии. В 5 часов утра 29 июля австро-венгерская артиллерия начала обстрел Белграда, находящегося на противоположном берегу Дуная. Обстрел продолжался весь день, несмотря на поднятые на крышах зданий белые флаги. Император Николай II отдал приказ о мобилизации всех военных округов, прилегающих к австро-венгерской границе.

Насколько велики будут масштабы войны, зависело от реакции со стороны Германии. Несмотря на настойчивые требования генерального штаба начать всеобщую мобилизацию, русский император разрешил предпринять лишь частичную мобилизацию против Австрии. На всем протяжении границы с Германией, проходившей в Польше и Восточной Пруссии, царили мир и спокойствие. По словам Палеолога, царь был уверен, что кайзер не желает войны.

Как и следовало ожидать, германский император неоднократно менял свои решения. Сначала он был уверен, что сверкающие доспехами тевтоны могут попросту припугнуть трусливых славян. В октябре 1913 года, предвидя подобного рода ситуацию, в беседе с австрийским канцлером Вильгельм заявил: «Если Его Императорское Величество кайзер Франц-Иосиф предъявит какое-то требование, сербское правительство должно ему подчиниться. В противном случае Белград следует подвергнуть бомбардировке и оккупации, чтобы желание австрийского императора было удовлетворено. Будьте при этом уверены, что я стою у вас за спиной и готов в любую минуту обнажить свой меч».

Произнося эти слова, Вильгельм сжимал ладонью рукоять церемониального меча. На Берхтольда это произвело впечатление. После убийства эрцгерцога кайзер стал еще более воинственным. «Сейчас или никогда, – начертал он на полях телеграммы, полученной из Вены. – Пора свести счеты с сербами, и чем раньше, тем лучше». «Мы сможем рассчитывать на полнейшую поддержку со стороны Германии, – телеграфировал в Вену австрийский посол в Берлине граф Сегени после беседы с кайзером. – Его Императорское Величество кайзер заявил, что Австрия вправе сама решить, что предпринять для выявления ее отношений с Сербией. Каким бы ни было решение Австрии, она может быть уверена, что Германия встанет на сторону своего друга и союзника». Дав такого рода гарантию, Вильгельм с легкой душой отправился в Киль, чтобы на борту яхты «Гогенцоллерн» совершить плавание по норвежским фьордам.

Верный своей хвастливой натуре, кайзер просчитался. Он не угадал реакцию трех своих основных противников. Сазонов докладывал: «В решимости России воевать из-за сохранения своего положения на Балканах… в Берлине не были твердо убеждены. К тому же ее не считали способной вести войну. О боевой готовности Франции были тоже невысокого мнения, а возможность увидеть Англию в лагере своих врагов не приходила решительно никому в голову, несмотря на предостережения германского посла в Лондоне, князя Лихновского, над которым в Берлинском министерстве иностранных дел подшучивали, называя его снисходительно „добрым Лихновским“».