Фридрих Ницше - Веселая наука

Иногда бывает страшно трудно доказать наличие чего-нибудь, до такой степени оно подавлено, затуманено, скрыто, разбавлено и ослаблено, а имена между тем могут быть красивы и к тому же соблазнительны.

Действительно ли то, что мы называем теперь философией, есть любовь к мудрости? Подставим без всякого смущения вместо слова «философия» выражение «любовь к мудрости», насколько эти понятия покрывают друг друга?

3

Философом люди бывают прежде всего для себя, а потом для других. Быть им только для себя невозможно. Как человек, он имеет слишком много отношений к другим людям: а раз он философ, то он должен быть им и в этих отношениях. Я хочу сказать: если он даже строго отделит себя от людей, станет отшельником, то и этим он поучает и является философом для других. Как бы он ни вел себя, его философская натура имеет сторону, обращенную к людям.

Продукт философии прежде всего его жизнь (это раньше, чем «дела»). Это его творчество. Каждый продукт творчества обращен одной стороной к художнику, а другой к людям.

Каково воздействие философа на других философов и нефилософов. Государство, общество, религия могут спросить: «что дала философия? Что может она нам дать теперь?» С таким же вопросом может обратиться к ней и культура. Результат для нашего времени: из нее ничего не получится! Отчего же? Оттого, что они не философы для себя.

«Врач, исцелися сам!» должны мы крикнуть им.

Может ли философия быть фундаментом культуры

1

Надо серьезно взвесить, существуют ли вообще какие-либо фундаменты для зарождающейся культуры? Можно ли воспользоваться философией в качестве такого фундамента? – Но она никогда не была им!

Философия для этой цели чересчур тонка и остра. Фактически философия увлечена потоком современного образования: она вовсе не господствует над ним. Разве только сделавшись наукой (Трэнделенбург). Возьмите, например, Шопенгауэра; на практике он эвдаймонолог (это мировая мудрость перезрелой старости, как у испанцев), в теории – учитель глубокого пессимизма.

Он осуждает современность с двух сторон. Иногда мне кажется, что другого выхода нет, как пользоваться здравым смыслом Шопенгауэра на практике, оставляя его мудрость для более глубоких потребностей. Кто не хочет примириться с этим, должен бороться за более высокие формы культуры.

Описание культуры – как соединения и гармонизации первоначально враждебных друг другу сил, которые отныне составят одну мелодию.

2

Счастье отдельного индивидуума в современном государстве подчиняется общей пользе. Что это значит? Это значит, что меньшинство приносится в жертву большинству: это значит только, что низшие индивидуумы приносятся в жертву благу высшим. Высшие индивидуумы – это люди, обладающие творческими способностями, будь то моралисты или вообще полезные люди в широком смысле слова. Словом, самые чистые типы и исправители человечества.

Целью общества служит не существование государства во чтобы то ни стало, а такого государства, в котором есть возможность для высших экземпляров существовать и творить. Это же лежит и в основе происхождения государства: нужно заметить только, что часто ложное понималось, что такое высшие экземпляры: и за них часто принимались завоеватели, основатели династий и т. д. Когда нельзя больше поддержать существование государства, так что великие индивидуумы не могут больше жить в нем, то возникает страшное государство нужды и разбоя, где на месте лучших господствуют сильнейшие. Задача государства заключается не в том, чтобы возможно большее число людей жило в нем хорошо и нравственно: дело не в количестве, а в том, чтобы вообще в нем жилось хорошо и красиво, чтобы оно служило фундаментом культуре. Словом: цель государства – более благородное человечество, она, эта цель, вне его, а оно только служит средством.

Теперь отсутствует связь между всеми отдельными силами: и мы видим, как все враждует между собою, и благороднейшие силы стремятся уничтожить одна другую. Это можно доказать и на примере философии: она разрушает, потому что ничто не сдерживает ее в должных границах. Философ стал существом, представляющим собою общественную опасность. Он отрицает счастье, добродетель, культуру, наконец себя самого. Между тем в союзе со связующими силами он может быть врачом культуры.

3

В области воспитания существуют два правила. Первое: надо как можно скорее определить в чем сила данного индивидуума и потом стремиться развить эту силу за счет менее значительных. Во-вторых: нужно вызвать все имеющиеся налицо силы и соединить их в гармоничное целое, т. е. усилить слабые, требующие особенного руководства, и ослабить чересчур сильные. Но что же будет служить при этом масштабом? Счастье индивидуума? Польза, которую он может принести обществу? Специалисты полезнее, гармонически развитые счастливее. И вопрос возникает снова: общество, государство, народ – должны ли они развить одну практическую силу или множество разных сил? В первом случае государство будет допускать специальное развитие индивидуума только в том случае, если данные частные качества соответствуют его целям, т. е. оно будет воспитывать лишь немногие индивидуумы соответственно их силе, во втором оно не будет обращать внимания ни на силу, ни на слабость, и как бы ни было слабо данное качество, оно должно быть развито. Если государство пожелает гармонии, то гармония эта может быть двух родов: или гармоническое развитие каждого индивидуума, или гармония между многими, из которых каждый развит специально. В последнем случае оно создает смесь многих, мощных и взаимнопротиворечивых сил: оно должно будет удерживать все крайние специальности от взаимной борьбы и взаимного уничтожения, оно должно связать их все единством цели (благом церкви, государства и т. п.).