Фридрих Ницше - Веселая наука

4

Произведение искусства находится в таком же отношении к природе, в каком математический круг к кругу естественному.

5

«Художник не видит идей», он испытывает наслаждение от соразмерности частей. Наслаждение при правильных пропорциях, неудовольствие при диспропорциях. Это понятия, построенные по закону чисел. Воззрения, представляющие из себя красивые числовые отношения – прекрасны. Человек науки вычисляет числа законов природы, художник их созерцает: там закономерность, здесь красота. Созерцает художник совершенно поверхностно: идей здесь нет, а только самый легкий покров, красивые члены.

6

Чувство прекрасного тесно связано с размножением.

7

Музыка, как дополнение языка: Музыка передает многие впечатления и целые душевные состояния невыразимые словом.

8

Каким образом возможно искусство, как ложь?

Мой закрытый глаз видит перед собою бесчисленные картины, это продукты фантазии, я знаю, что в действительности им ничего не соответствует. Итак, я верю им только как картинам, а вовсе не как реальностям. В искусстве заключается радостная возможность внушать веру поверхностностью: но оно при этом не обманывает! Иначе был бы конец всякому искусству. Итак, искусство рассчитывает на обманчивое, но мы не обмануты при этом? Откуда же удовольствие, которое мы испытываем при взгляде на давно разгаданный мираж, вполне признаваемый за таковой? Но искусство обрабатывает видимость только как видимость, следовательно, оно не хочет обманывать, оно правдиво.

Бескорыстное созерцание возможно только по отношению к видимости, которая признается таковой, не хочет возбуждать к себе доверия и влиять таким образом на нашу волю.

Смотреть на мир без желаний и порывов может только тот, кто научился относиться к нему, как к миражу: художник и философ. Здесь страсти прекращают свое действие. Пока ищут на свете правды – все еще находятся под давлением страсти, хотят не правды, а удовольствия, хотят верить, что что-нибудь истинно, т. е. стремиться к наслаждению, доставляемому только уверенностью. Мир, как видимость – святой, художник, философ.

9

Быть вполне правдивым – это чудное, героическое наслаждение человека посреди лживой природы. Но это возможно лишь относительно. В этом-то и заключается трагизм. Это трагическая проблема Канта. Искусство получает таким образом совершенно новое достоинство. Напротив, науки деградируют на одну ступень. Честно теперь одно: правдивость искусства. Таким образом мы после огромного обхода возвращаемся назад к естественному отношению (как у греков). Невозможность построить культуру на фундаменте науки сделалась очевидной.

10

Исторические и естественные науки были необходимы против средневекового духа: знание против веры. Но мы воздвигаем теперь против науки искусство: возвращение к жизни. Обуздание стремления к знанию. Усиление моральных и эстетических инстинктов. Это кажется нам спасением для германского духа, который после этого сам сможет быть спасителем.

Сущность этого духа открылась нам в музыке. Мы понимаем, почему греки ставили свою культуру в зависимость от музыки. Удивительное единство существует между Шопенгауэром и Вагнером. Они продукты того же стремления. В них готовятся к бою глубочайшие свойства германского духа, совершенно как у греков.

11

Обуздание науки может произойти теперь только посредством искусства. Дело идет об окончательной установке ценности знания и многознания. Огромная задача, и в этой задаче заключается достоинство искусства.

Оно должно пересоздать все сызнова и в этом новом породить жизнь. Греки показывают нам, что под силу искусству: если бы не они, наши надежды были бы химерами.

Сможет ли восполнить эту пустоту новая мистика – это будет зависеть от ее силы. Мы возвращаемся к культуре: немецкое, как спасающая сила!

Во всяком случае, мистика, которая оказалась бы достаточно сильной – должна бы была обладать колоссальным богатством любви: знание разбивается об нее, как оно разбивается о язык силою искусства. Но, быть может, искусство само создаст себе мистику и породит свой миф? Так было у греков.

12

Самое истинное в этом мире: любовь, религия, искусство. Первая видит сквозь все притворства и мысли самую сущность – страдающий индивид, и страдает вместе с ним, а искусство возвышает, как практическая любовь и нас над страданиями, рассказывая об иных мирах и заставляя презирать этот. Это три нелогичные силы, которые и признают себя за таковые.