Франсуа Керсоди - Уинстон Черчилль - Власть воображения

Служба в любимом полку вовсе не была синекурой: молодой офицер ежедневно проводил в седле четыре часа, а то и все восемь; к вечеру все тело ломило так, что нельзя было ступить и шагу. Он также отвечал за подготовку и состояние тридцати человек и тридцати лошадей, участвовал в бесконечных парадах и смотрах, не говоря уже про ежедневные занятия стрельбой из карабина, игру в конное поло и скачки с препятствиями. Впрочем, были и приятные стороны: по утрам денщик приносил завтрак в постель, дважды в день горячая ванна, бесконечные банкеты, где все собутыльники были консерваторами, как и он сам, превосходная закуска, обильная выпивка – хотя полковник Брэйбазон каждый раз интересовался у интенданта, в какой аптеке он покупает шампанское, такая уж у него была привычка. В довершение полковник проникся большой симпатией к сыну своего старого друга Рэндолфа: они сидели за одним столом на праздничных обедах и часто встречались в выходные на приемах и вечеринках.

Жизнь кавалерийского офицера должна была бы прийтись по вкусу Уинстону Черчиллю, но он скоро понял, что у него другие устремления. С одной стороны, жалованье корнета в сто двадцать фунтов в год являлось мизерным для потомка герцогов Мальборо, у которых расточительство передавалось по наследству. С другой стороны, он осознал, что какой бы приятной и интересной ни была военная жизнь, она совершенно не оставляла ему времени на чтение и самообразование, обрекая на «состояние умственного застоя». Наконец, стоит вспомнить о его детских мечтах, когда отец спросил, не желает ли он служить в армии: «Я подумал, что было бы чудесно командовать армией , поэтому тотчас согласился». Корнет Черчилль подсчитал, сколько времени пройдет, прежде чем младший офицер Ее Величества сможет оказаться во главе армии (а мы помним, что он верил, что жить ему оставалось всего ничего). «Чем больше я узнаю жизнь военного, – писал он матери, – тем больше она мне нравится, но и тем больше я убеждаюсь, что мое призвание не в ней». Дело в том, что в Уинстоне Черчилле, достойном сыне своего отца, продолжала жить сильнейшая тяга к политике…

Летом 1895 г. либеральное правительство лорда Розбери оказалось в меньшинстве, и на последующих выборах к власти пришли консерваторы. Никто не был этим удовлетворен более Уинстона, и на большой торжественный банкет в честь нового правительства, устроенный в Девоншир-Хаусе, было просто невозможно не пригласить сына лорда Рэндолфа, уже знакомого с большинством присутствовавших министров. Он подолгу беседовал с ними, любовался их мундирами и завидовал их полномочиям: министр или государственный секретарь мог действовать, отдавать распоряжения, оказывать прямое влияние на ход событий, отстаивать интересы королевства в Европе и во всем мире. Что мог бы противопоставить этому величию младший гусарский офицер? Путь к власти лежал через палату общин, а чтобы занять депутатское кресло, требовалось иметь определенное состояние, каковое имелось у кузена Санни, 9-го герцога Мальборо, за первыми выступлениями которого в парламенте Уинстон следил с завистью и восхищением. «Такая прекрасная игра, как политика, – писал он матери, – стоит того, чтобы потерпеть, пока на руках не окажется хорошая карта и можно будет рвануться вперед». В ожидании козырей оставалось достойно принять временное невезение, тем более что для отважного молодого человека, жаждущего приключений и сражений, служба в кавалерии имела свои плюсы, а 4-й гусарский полк в следующем году должен был отправиться в Индию. Там-то он уж сумеет отличиться, и кто знает, не откроет ли ему военная слава двери в парламент или даже в правительство? Всю жизнь Уинстон Черчилль принимал свои желания за действительность… И редко ошибался.

Для двадцатилетнего Уинстона 1895 г. стал годом траура. Вслед за кончиной отца и бабки по материнской линии Клары Джером тяжело заболевает верная нянюшка Вум. Оставшись без места, она уехала к сестре в Айслингтон, куда Уинстон – долг платежом красен – присылал ей временами немного денег. Узнав о ее болезни, он примчался к ней и срочно вызвал доктора, но было уже слишком поздно: Вум умерла от перитонита на следующий день. Уинстон, организовавший достойные похороны, был сражен и подавлен, ведь для него и брата Джека миссис Эверест была второй матерью, да и первой тоже.

В конце лета офицеры 4-го гусарского получили отпуск на два с половиной месяца. Всякий уважающий себя человек должен был провести их охотясь на лис, но Уинстон, как всегда, оказался на мели и не мог себе этого позволить. Впрочем, у него и так имелись другие планы: во всем полку ни один младший офицер еще ни разу не был в бою, благо со времен Крымской войны прошло уже сорок лет, а с экспедиций в Египет и Афганистан набежало почти десять [25]. Можно представить себе, каким уважением у товарищей и каким успехом у женщин должны были пользоваться ветераны военных походов. И вот Уинстон, уже лет пятнадцать мечтавший о подвиге, сгорал от нетерпения принять боевое крещение. Не это ли основа самой профессии? Увы! Как назло, девятнадцатое столетие завершалось в удручающем спокойствии и мире; во всей бескрайней империи великой королевы Виктории не было ни малейшей подходящей войнишки… По счастью, оставались еще заграничные войны, одна такая как раз разворачивалась в испанской колонии на Кубе [26]. Прославленный маршал Мартинес Кампос во главе семитысячного корпуса только что отправился на этот остров усмирять повстанцев, которые уже несколько лет вели кровавую партизанскую войну против испанских захватчиков [27]. Для Черчилля это была отличнейшая возможность отличиться: пока его сослуживцы зря теряют время, гоняясь за млекопитающими из семейства собачьих, он, достойный потомок великого герцога Мальборо, познает искусство войны на поле брани.