Эндрю Робертс - Черчилль и Гитлер

Еще до того, как стать премьер-министром, Черчилль надеялся убедить вступить в войну продолжающую колебаться Америку. После обеда с Черчиллем, состоявшегося 5 октября 1939 г., посол Джозеф Кеннеди признавался в своем дневнике: «Я не верю ему. Он почти убедил меня, когда признался, что готов взорвать американское посольство и свалить это на немцев, если это заставило бы Соединенные Штаты вступить в войну». Черчилль раньше, чем кто-либо еще в правительстве военного времени, особенно после падения Франции, понял, что без помощи американцев не обойтись, и стал прилагать значительные усилия к созданию коалиции, еще до вступления на пост премьер-министра, несмотря на противостояние враждебного ко всему английскому американского посла. Кульминацией его предложений Соединенным Штатам стала речь, произнесенная в резиденции лорд-мэра Лондона 20 ноября 1941 г., в которой он пообещал: «В случае, если США вступят в войну с Японией, объявление о вступлении в войну со стороны Великобритании воспоследует через час».

Гитлер, наоборот, полностью недооценивал важность союзов. В этом проявлялась прагматичная сторона его натуры, доказательством чего стал пакт Молотова-Риббентропа, заключенный в августе 1939 г., но он всегда воспринимался только как временная мера. Как он писал в «Моей борьбе»: «Из чисто тактических соображений». Когда, десятью годами ранее, он обсуждал потребность Германии в «жизненном пространстве на Востоке», он говорил: «Это не означает, что я откажусь пройти часть пути вместе с русскими, если это нам поможет. Но сделаю я это только для того, чтобы еще быстрее осуществить наши подлинные цели» [81]. Идея оставаться верным условиям договора дольше, чем это ему выгодно, была абсолютно чуждой Гитлеру. Его идеологическая цель – завоевание для Германии жизненного пространства на Востоке – значила куда больше, нежели соображения морального или правового порядка низших существ.

Точно так же как нацисты недооценивали важность союзов, они не испытывали ничего, кроме пренебрежения, к международным соглашениям. Договоры были для них, по непристойному выражению Геринга, «не более, чем туалетной бумагой». Как правило, Гитлер забывал проинформировать союзников о своих следующих шагах. Гитлер не только разорвал договор с Советским Союзом, таким образом развязав войну на двух фронтах; он также не счел нужным сообщить другим своим союзникам, итальянцам и японцам, о планах по осуществлению операции «Барбаросса». К Италии он относился с особенным презрением, как к младшему партнеру, чьи интересы и желания можно с легкостью игнорировать. Об этой стране он выразился так: «Муссолини, может быть, и римлянин, но его народ – итальянцы». Поэтому неудивительно, что Муссолини решил, по его собственным словам, «отплатить Гитлеру той же монетой», когда напал на Грецию всего через три недели после того, как Гитлер предостерег его от этого во время встречи на перевале Бреннер, которая состоялась 4 октября 1940 г. Возможно, это роковым образом сказалось на операции «Барбаросса». Когда наступление Муссолини на Грецию провалилось, Гитлеру пришлось в апреле 1941 г. оккупировать Югославию, чтобы прийти на помощь Италии. Это была еще одна молниеносная кампания, занявшая всего шесть недель, но ее осуществление, возможно, отсрочило вторжение в Советский Союз. Насколько важными были эти шесть весенних недель, стало ясно, когда немецкая армия не смогла дойти до Москвы до наступления русской зимы.

Весной 1941 г. Гитлер также не проинформировал своего другого союзника, Японию, о предстоящем вторжении в Россию. Более того, он намеренно дезинформировал японцев, заявив, что «Россия не подвергнется нападению до тех, пока поддерживает дружеские отношения в соответствии с пактом о ненападении» [82]. Если бы прежде, чем начать вторжение, Гитлер посоветовался с японцами, возможно, они бы убедили его в необходимости вторгнуться в Югославию и Россию одновременно. Во время Гражданской войны в России японская армия сражалась в Сибири, и нападение с востока одновременно с вторжением Гитлера на западе могло бы подорвать моральный дух русских. В результате в сентябре 1941 г. японское командование приняло решение отказаться на время от осуществления военных действий против СССР и тремя месяцами позже, не уведомив Германию, отдало приказ о нападении на Перл-Харбор, вынудив, таким образом, Соединенные Штаты вступить в войну. Таким образом, ошибки, допущенные Гитлером в отношениях с союзниками, косвенно способствовали воплощению в жизнь стратегической мечты Черчилля о «Великом союзе» Британской империи, Соединенных Штатов и Советского Союза. Блестящий государственный ум Рузвельта обеспечил принятие неожиданной стратегии «приоритета Европы», после чего судьба Гитлера была решена.