Борис Акунин: Голоса времени. От истоков до монгольского нашествия (сборник)

Альдейгьюборг ( Aldeigjuborg ) – древнескандинавское обозначение Ладоги (см.: Джаксон 2001а: 105–121).

Остроумно и выразительно прокомментировал условия этого договора А. И. Лященко: «Не отмеченное нашими летописями коренное перераспределение русских земель, о котором узнаём из саги, явилось результатом передачи составителем саги Полоцка Эймунду; за потерю Полоцка он вынужден был вознаградить Брячислава Киевом. Но тогда Ярослав не мог оставаться конунгом всего Гардарика (т. е. Руси), если у него был отнят Киев. Итак, с этим мы не можем согласиться» (Лященко 1926: 1085).

Характерная для саг тенденция на возвеличение скандинавов за пределами своей страны (см.: Джаксон 1978: 282–288) получает словесное выражение, когда «Прядь» сообщает, что «все трудные дела» в русском государстве должны были решать норвежец Эймунд и жена Ярослава Ингигерд – дочь шведского конунга Олава.

О. И. Сенковский, объясняющий отсутствие в «Пряди» описания ряда известных по летописи событий 1015–1021 гг. «пропусками» переписчика, «искажающими подлинник», видит и в данном случае «пропуск в несколько строк или смешение обстоятельств», в результате чего получается, что Брячислав умер на двадцать лет раньше, чем в действительности (Сенковский 1834б: 71, примеч. 46).

По летописи, Ярослав стал великим князем киевским в 1036 г., после смерти своего брата Мстислава, и оставался им до 1054 г.

… потому что они любили друг друга тайной любовью. – Это не вполне ясное утверждение (ибо во фразе упоминаются трое: Олав Харальдссон, Рёгнвальд Ульвссон и княгиня Ингигерд) с уверенностью прочитывается Ф. А. Брауном (Braun 1924: 182–185) как указание на вполне определенные взаимоотношения Ингигерд и Олава Норвежского, поскольку о том же говорят и более ранние источники: «История о древних норвежских королях» Теодорика («Королева Ингигерта стала отказывать им [норвежским лендрманнам, приехавшим на Русь за Магнусом. – Т. Д. ], утверждая, что вовсе не отпустит мальчика, если они клятвенно не пообещают, что он будет провозглашен королем; ведь она очень любила блаженного Олава и потому весьма ревностно следила за воспитанием его сына » [курсив мой здесь и ниже. – Т. Д. ]) и свод королевских саг «Гнилая кожа» («Княгиня отвечает: “Господин, – говорит она, – эта палата хорошо устроена… Но все-таки лучше устроена та палата, в которой сидит конунг Олав Харальдссон, хотя она всего лишь стоит на столбах”. Конунг рассердился на нее и сказал: “Унижение [звучит] в таких словах, – сказал он, – и вновь ты показываешь свою любовь к конунгу Олаву ”»). Число примеров несложно увеличить. См., например, в той же «Гнилой коже» слова, произнесенные Олавом, когда он отправлял юного Магнуса на Русь: «…думается мне, что нигде моему сыну не будет лучше, чем у конунга Ярицлейва и княгини, которую я знаю как самую выдающуюся из женщин и более чем дружелюбно расположенную ко мне ». Ср. в «Красивой коже» и в «Круге земном» отказ Олава Шётконунга выдать Ингигерд за Олава Харальдссона, сопровождаемый такими словами: « Слишком быстро ты влюбилась в Олава Толстого . Ты никогда не видела его, и все же ты ставишь его выше меня. Вот именно поэтому ты никогда не выйдешь замуж за Олава Толстого»; «Знаешь, Ингигерд, как бы ты ни любила этого толстяка , тебе не бывать его женой, а ему твоим мужем». В литературе высказывалось мнение, что «хорошо известный в Скандинавии брак Ярослава Мудрого и Ингигерд… породил возникновение и широкое распространение “романтической” традиции о любви Ингигерд и Олава» (Мельникова 1997: 151–153). Вероятно все же, мы здесь имеем дело не с «беллетризацией исторического факта», а с отражением некоей конкретной ситуации, и основание для такого утверждения дает одна из двух скальдических строф, сочиненных конунгом Олавом Харальдссоном (подробнее см.: Джаксон 2001в).