Эмилио Сальгари - Страна чудес

— И мне тоже, — подтвердил Кардосо. — Теперь всего лишь десять часов утра, и до вечера мы успели бы пройти порядочное расстояние.

— А животные готовы пуститься в путь?

— Быки впряжены в драй, — ответил Диего, — а лошади оседланы.

— Еще одну минуту, и затем мы отправимся в путь.

Сеньор Кристобаль вынул из-за пояса свой длинный испанский нож, сорвал с громадного дерева кусок коры и вырезал на стволе:

Доктор Алъваро Кристобаль — 30 ноября 1870 года.

Затем, обращаясь к матросам, сказал:

— А теперь едем, друзья мои.

Они вошли под сень гигантских деревьев, оттуда давно уже слышалось мычание быков и ржание лошадей.

Посреди группы деревьев стоял огромный драй. Это был один из тех громадных фургонов, покрытых белым холстом, какие используются австралийскими пастухами во время дальних переходов. Такой экипаж — настоящая крепость, где можно защититься от нападений жестоких дикарей и где укрываются на ночь, чтобы спать в безопасности. Драй был совершенно готов к отъезду, шесть пар сильных быков ожидали лишь знака возницы, чтобы отправиться в путь.

Позади этого странствующего дома ржали и рыли ногами землю три превосходные чистокровные лошади, которыми могла бы гордиться любая европейская конюшня.

Тщательно осмотрев тяжелый фургон и заключавшиеся в нем многочисленные ящики и полюбовавшись с видом знатока прекрасными животными, доктор сказал:

— Садись на свое место, Ниро Варанга, а мы — на лошадей. Туземец тотчас же уселся на козлы фургона и взял в руки бич длиною не менее восьми футов. Доктор и моряки вскочили на лошадей, предварительно перекинув через плечо ружья и опустив револьверы в седельные сумки, и караван двинулся вперед, вдоль по опушке леса, прямо к северу.

Стояла ужасная жара: лето, начинающееся в Австралии тогда, когда в наших странах выпадает первый снег, уже наступило. Солнце бросало свои отвесные лучи прямо на головы смелых исследователей, так как листья деревьев нисколько не умеряли зноя и не давали тени, но никто не жаловался на духоту. Трое европейцев были привычны к пеклу парагвайской сельвы, а Ниро Варанга и подавно привык к такой жаре, постоянно царящей в глубине австралийского материка.

Даже лес, состоявший, главным образом, из черных деревьев ( black- wood), мочальных деревьев ( utrun — back) и кампешских, или кровяных, деревьев ( blood- wood), казалось, выделял из себя жар, словно печь, так как, по необъяснимой странности, австралийские леса, вместо того чтобы, как у нас, давать прохладу, поражают сухостью, не дают тени и очень скучны и однообразны на вид.

— Удивительная страна! — воскликнул Диего, довольно ловко ехавший верхом позади тяжелого драя вместе с доктором и Кардосо. — Можно ли найти что-либо хуже ее под покровом неба?! Здесь даже под деревьями нет ни капли прохлады.

— Это еще пустяки, — сказал Альваро. — Вот когда мы доберемся до каменных пустынь, тогда ты почувствуешь, как тут славно подпекает кожу.

— Что вы говорите, сеньор? Каменные пустыни? Да разве здесь и пустыни не такие, как в других странах?

— Здесь все не такое, как в других странах, друг Диего. Это чрезвычайно удивительный материк. Некоторые не особенно благоразумные ученые были настолько изумлены при виде его чудес, что сочли его за кусок кометы или за огромный упавший на землю болид.

— Но скажите мне, сеньор, что это, настоящие камни покрывают здешние пустыни или же крупные песчинки?

— Это громадные камни, разбросанные на необозримом пространстве.

— Будем надеяться, что ветер не поднимет их, как поднимает песок в пустынях.

— Нет, Диего, не поднимет.

— Но кто же их набросал туда?

— Бог знает, упал ли в незапамятные времена на здешние места целый дождь аэролитов, или они появились вследствие какого-либо другого процесса, которого никто не может объяснить, — никто еще не знает.

— И что же, очень жарко между этими камнями?

— Так жарко, Диего, что можно испечься живьем.

— А мы тоже пройдем по этой пустыне?

— Да, пройдем.

— Скажите мне, сеньор, много времени прошло с тех пор, как стал известен этот материк? — спросил Кардосо.

— Это довольно трудно сказать, Кардосо, потому что неизвестно, кто и когда именно открыл его. Большинство географов приписывают его открытие Абелю Тасману, не позаботившемуся о дальнейших изысканиях; другие думают, что его открыл Дирк Хертог, но скорее всего, честь его открытия принадлежит португальцам, нежели голландцам. Португальцы, кажется, видели его уже в 1500 году. Но может быть, они вовсе его и не видели, а узнали о его существовании от малайцев, приплывавших к здешним берегам для ловли трепангов 3, но я знаю также, что в лондонском музее существует манускрипт на французском языке, относящийся к пятнадцатому веку и заключающий в себе карту земли, носящей очень много португальских названий. Кажется, она представляет именно Австралию. Тем не менее честь сообщения о существовании этого материка выпала на долю голландцу Хертожу, назвавшему ее прежде Эндрахтланд, или Земля Согласия, и исследовавшему ее западные берега в 1616 году. После него берега ее были исследованы, начиная с 1618 по 1626 год, еще несколькими голландскими капитанами, как то: Эдел, Карстенс, Нейтс, Де Витт, окрестивший своим именем часть северо-западного берега, Пелсерт и, наконец, Тасман, исследовавший в 1642 году южные берега материка; он открыл также остров Ван-Димена, который сначала счел продолжением австралийского континента, а затем в 1644 году исследовал также и северные берега Австралии и остановился в заливе Карпентария. Он-то именно и назвал Австралию Новой Голландией. Это имя так и осталось за ней, хотя теперь ее большей частью зовут Австралией.