Эмилио Сальгари - В дебрях Атласа

— Ну, мы их вылечим от холеры одной из моих бомб. Это будет полезно для нашего здоровья.

Он взял снаряд, положил его среди трупов и зажег фитиль.

— Спасайся, Хасси! — закричал он, убегая. — Не желательно взорваться с этой вонючей падалью.

Люди быстро удалились, а шакалы и гиены снова набросились на угощение.

Не успели Хасси и тосканец пробежать и двухсот метров, как раздался взрыв, заставивший их столкнуться друг с другом.

По направлению источника поднялся столб песчаной земли, перемешанной с кусками мяса, и облако дыма покрыло пальмы.

— Вот какие у меня бомбы! — воскликнул тосканец. — Таких сильных не изготовят даже и на казенных заводах Тулона. Наверняка ни один из махари не остался целым. Ты не ушибся, папаша Хасси?

— Кровь из носу идет, — ответил Хасси.

— Это заменит тебе кровопускание в будущем. Посмотрим, остался ли целым хоть какой-нибудь шакал.

Несколько дюжин шакалов валялись с опаленной шерстью.

— Вот хороший урок, — сказал вечный шутник.

— Но другие звери уже приближаются, — заметил Хасси.

В эту минуту послышался рык льва, а с разных сторон другие голоса.

— Клянусь жареной камбалой, — воскликнул тосканец, — здесь назначили собрание все звери Алжира! Милый папаша Хасси, ночь готовится ужасная. Боюсь, что все эти животные бросятся на нас.

— В крайнем случае, мы спрячемся в склеп, — ответил мавр, — и потом устроим огненное кольцо.

— Да, если хватит хворосту.

— Пойдем, наши друзья беспокоятся о нас. Встревоженные все приближавшимся рычанием, они быстро пошли по направлению к куббе.

Граф с беспокойством ожидал их. Взрыв, от которого завалилась часть стены, и крики царей пустыни и леса его испугали.

— Что, Энрике? — спросил он, увидев тосканца.

— Думаю, что хорошо было бы зажечь костры вокруг куббы.

— Они идут сюда?

— Когда сожрут последние остатки махари, придут и сюда.

— Шакалы меня не интересуют, то есть не пугают. Беспокоят меня только львы. Их много, не правда ли?

— Пять или шесть, по крайней мере, — сказал Хасси.

— Не будем терять времени, — сказал тосканец, — приготовим огненную ограду.

Пока Афза перевязывала рану графа, которая, может быть, из-за сильного жара вновь открылась, Энрике, Хасси, Ару и отчасти марабут уложили вокруг каменных стен куббы сухие сучья, наваливая их друг на друга.

Хасси, однако, оставил какое-то количество сучьев про запас.

Во время этой работы все сильнее раздавались рев, рычание, хохот диких зверей. Казалось, что, привлеченные разлагающимися трупами, все звери лесов собирались произвести ужасную расправу и с людьми.

— Граф, — сказал тосканец, увидев прыжки животных на равнине, — уйди в гробницу с женой: здесь тебе не место. Когда будешь здоров, застрелишь сколько хочешь львов, а теперь нельзя. Твоя рука слишком слаба, чтобы держать ружье.

— Да, дети мои, удалитесь и предоставьте нам защищать куббу, — сказал Хасси. — Зарядов у нас довольно, и мы будем стрелять, если звери вздумают напасть на нас. Ару, проводи графа и мою дочь.

Энрике в это время обошел костры, чтобы убедиться, что все в порядке, и составил вместе свои бочонки, превратившиеся в мощные и опасные бомбы, на которые он рассчитывал только в последней крайности.

— Готовы? — спросил он.

— Все, — отвечал Хасси.

— И граф в безопасности?

— Ару уже вернулся.

— Ответим и мы на их музыку. Концерт за концерт. Посмотрим, чей будет лучше.

Последовал выстрел нескольких ружей.

Хасси, видя льва в ста шагах от развалин куббы, дал первый выстрел.

Ужасная ночь, как сказал тосканец, начиналась.

Стая шакалов и гиен остановилась в пятидесяти метрах от развалин, как бы поджидая прибытия львов.

Тут были триста или четыреста шакалов и дюжины две—три полосатых и пятнистых гиен. Откуда явилось их столько? Вероятно, из лесов Атласа. Хасси никогда не видел их в таком количестве, а между тем он не раз проходил по горам и пустыням Нижнего Алжира.

— Зажигать? — спросил Энрике, заметив льва посреди африканских волков.

— Попробуем прежде, какое впечатление произведут наши ружья, — ответил мавр. — Чем позже мы зажжем хворост, тем лучше, так как долго гореть он не будет.

— Стало быть, артиллерия вперед! — закричал тосканец. — Стреляйте в самых крупных; о шакалах подумаем после, если они не надумают уйти заблаговременно.

Битва началась с большой решимостью со стороны четырех мужчин. Энрике, Хасси и Ару стреляли, а бедный Мулей, не владея правой рукой, заряжал ружья левой.