Дмитрий Сапега - Псы революции

- Всегда и везде, одно и то же, - произнёс Гектор.

- После трёх успешных поджогов и убийства местной шавки, был схвачен Тори, - продолжал Эрик, - и ладно бы, если бы он только себя подставил, но всех своих соратников. Четверых, из оставшихся девяти, ФСБ задержали уже довольно скоро. Оставшиеся пять перешли на нелегальное положение, мы не использовали телефоны, только рации, покупали дешёвые машины, часто меняли номера со случайных автомобилей на акциях, засечь нас было нереально. Однако после убийства двух постовых милиционеров Рокки не выдержал и сдался сам. Я полагал, что хорошо разбирался в людях, но ошибся, а потому после уже слабо доверял своим товарищам, хотя и не все из них подвели меня. Последним делом стало убийство судьи, после которого я сказал расходиться сразу же из города. Кок пренебрёг этим и был задержан через несколько дней в городе, Эльф застрелился на съёмной квартире в небольшом городке в двухстах километрах отсюда, когда его окружили и предложили сдаться. Ещё один оставшийся на свободе наш товарищ Клей, как оказалось потом, сливал информацию в ФСБ, потому и не вышло у нас великих дел, хотя то, что я не оповещал заранее о планирующихся действиях своих подельников, а сообщал непосредственно перед акцией, впоследствии и спасло мне жизнь и свободу.

- А где скрывался ты? - спросил Гектор.

- В горах, - спокойно ответил Эрик, - был у моджахедов.

- Ты ездил в Чечню? - изумился Гектор, - но как ты попал туда? И почему именно за них решил воевать?

- А за кого ещё в России воевать? - отвечал Эрик, - кто ещё более радикально противостоит российской власти на её территории? Уж точно не националисты и футбольные фанаты, ибо не хлопаньем в ладоши и листовками на митингах меняется власть, но стрельбой и взрывами, без них зажравшиеся ублюдки у власти не уступят своё место.

- Но ведь они мусульмане, и вроде как враги белых европейцев, - сказал Гектор.

- Да, - соглашался Эрик и продолжал, - но они сильнее в настоящее время, намного сильнее, чем наши хвалёные европейцы. Они отстаивают свою свободу и веру с оружием в руках, а белые люди? Что делают они? Медленно спиваются и вырождаются? Не забывай, что для достижения великой цели, никакие жертвы не покажутся нам достаточно большими, и если боевой опыт, полученный в горах, пригодится мне в революционной борьбе, то чем это плохо? Да и какая разница, на чьей стороне сражаться? Главное, что с российской властью, ведь она наш общий враг, а значит, моджахеды - наши союзники.

- А как они вообще отнеслись к твоему появлению? - спросил Гектор, - а то они ведь, наверное, не любят русских.

- Если честно, - начал Эрик, - то я давно уже подыскивал место, куда можно было бы поехать воевать, ну чтобы получить, хоть какой-то, боевой опыт. Я обдумал все возможные варианты вооружённых конфликтов, включая даже заграничные, но этот оказался более доступным и подходящим. Естественно нужен был подход, и, разумеется, он должен идти через мусульман, но чтобы завязать близкое знакомство требовалось и самому быть последователем Мухаммеда. С этими мыслями я и отправился в мечеть, объяснил мулле, что хочу стать мусульманином, а чтобы не слишком выделяться среди остальных, говорил, что я не русский, а татарин, ведь чисто визуально в большинстве случаев между русскими и татарами антропологической разницы уже давно нет. Настолько близки стали эти два этноса, что поистине их можно назвать братскими, и это братство иногда мне кажется ближе чем, между русскими и белорусами или украинцами.

- Что есть, то есть, - согласился Гектор, - ассимиляция с татарами началась давно.

- Однако не после татаро-монгольского нашествия, - продолжал Эрик, - а после того, как их иго закончилось, и Москва стала активно присоединять захваченные татарами земли вместе со всем населением. Часто, чтобы не быть изгоями и получить какую-то выгоду в православной державе, татары и другие финно-угры переходили в христианство, ассимилируясь с местным населением, создавая свой неповторимый колорит русского народа.

- Ты, однако, русофоб, - смеясь, сказал Гектор.

- Если бы, я - реалист, - отвечал Эрик, - однако, закосив под татарина, я успешно постигал азы ислама, а за одним и христианства, ведь как ни крути, но связаны они очень сильно между собой, хоть и так различны нынче, но это сейчас. Раньше христианство не было таким миролюбивым, ведь вспомнить только крестовые походы! Огнём и мечом! Вот, как всё было, а что сейчас? Сплошные сопли, которые конечно и в исламе есть, но самое главное, что мусульманство сохранило, так это непримиримых воинов и концепцию "Священной войны". Тысячи людей и сегодня с оружием в руках умирают во имя Аллаха, а сколько людей нынче умирает за идеалы белой революции? Ответ ты знаешь, белые люди больше умирают от алкоголизма, чем от вражеских пуль. Мусульмане более воинственны, чем европейцы, и не только потому, что белые люди в своём большинстве христиане. Не христианство тут виной, ведь вот нынче, сколько правых язычников, и что, разве они уже совершили свой Рагнорёк. Нет, ничем они не отличаются от христианских националистов, а значит дело тут не в религии, а в самих людях. Люди не хотят ничем жертвовать ради своей свободы, им милее жить в рабстве денег и ненужных вещей. Когда христианство в Европе было воинственным, белая цивилизация процветала и развивалась. Как только ростки атеизма проникли в умы белых народов, они выродились и ослабли. Не стало Веры, не стало и самопожертвования ради неё и смысла жизни, угас мятежный дух белого завоевателя, он превратился в жалкого потребителя комфортного бытия, утоляя жажду своих низменных инстинктов. Белая Европа лишилась своих фанатиков, а ислам сумел сохранить своих воинственных сторонников, он расширяет свои границы и утверждается на земле, постепенно наполняя собой наш былой цветущий континент. Они сильнее сейчас, и мы вынуждены это признать. Нам приходится учиться у них, чтобы тоже стать сильными, чтобы победить их потом. Ведь рано или поздно ученик должен превзойти учителя.