Богдан Сушинский - Похищение Муссолини

— Мне такое и в голову не могло прийти, мой фельдфебель, — улыбнулся гауптштурмфюрер, придирчиво наблюдая за действиями будущих курсантов Фриденталя.

Вместе с парашютистами, участвовавшими в операции по освобождению дуче (о чем они не имели права распространяться), он отобрал пятнадцать наиболее подготовленных рыцарей, включая Зебольда, Магистра и Стрелка-Инквизитора. Все, кто не имел кличек, получили их. Заново прошли медицинское освидетельствование. А гестапо, в свою очередь, заново прошлось по биографиям каждого из них.

Теперь Штубер внимательно наблюдал, как вслед за инструкторами они группами подползали к насыпи, на которую были уложены обломки рельс, и закладывали учебные мины с часовым механизмом. Новейшего образца. Наподобие тех, которыми обязательно снабжали каждого выпускника курсов особого назначения, прежде чем посадить его на один из самолетов особой 200-й эскадрильи бомбардировщиков [88] Имеется в виду реально существующая эскадрилья, занимавшаяся доставкой десантников, прошедших подготовку под руководством Скорцени. , доставлявших этих диверсантов в любые уголки планеты. И, к удивлению Штубера, далеко не всегда именно в те, где гремели бои Второй мировой.

— Но, господин гауптштурмфюрер, в лагере и в городке Гольца знали в лицо сотни немцев. — Конечно, Зебольд был заместителем командира отряда и формально имел право отлынивать, приравнивая себя к инструкторам. Но пытаться вникать во все, что задумал командир, — это уже было личным пристрастием фельдфебеля.

— Именно потому, что мне и в голову не могло прийти, будто бы под видом Гольца из лагеря ускользнул Беркут, я попросил коллегу Ранке подумать над этой версией. Что в этом непонятного? Быстрее, быстрее проходите холмистый участок! — подгонял он очередную группу взрывателей. — Унтерштурмфюрер Вартенбург, следите за темпом продвижения и маскировкой на открытой местности! Из Саулического поста сообщений не поступало? — снова обратился к Зебольду.

— Нет. Ганс дежурит у телефона. Подождем. Еще не время. Радист тоже на связи.

Штубер вернулся в свою башню и устало опустился на старое с резными подлокотниками расшатанное кресло, завезенное сюда Гансом из какой-то освободившейся еврейской квартиры. Напутствуя его на возвращение в эти края, Скорцени сказал:

— Запомните, Штубер, отныне отряд будет рассматриваться Главным управлением имперской безопасности как испытательный. Благодаря ему смогут пройти первичную лесную практику борьбы с партизанами многие сотни курсантов Фриденталя. Послезавтра вместе с вами на Украину уедут мои лучшие инструкторы, проверенные на операции по освобождению Бенито Муссолини. Особое внимание обратите на унтерштурмфюрера фон Вартенбурга. Это редкий случай. Используйте их для подготовки своих наиболее проверенных людей. Сейчас, как никогда, Германия нуждается в настоящих рыцарях рейха. Кстати, в докладе фюреру я представлю ваш отряд именно так: батальон «Рыцари рейха».

— Значит, я имею право сформировать батальон? — уточнил Штубер, подозревая, что слово «батальон» вырвалось у него случайно.

«Отряд будет называться так независимо от численности, — резко ответил Скорцени. Он терпеть не мог, когда подчиненные пытались уточнять сказанное им.

«Батальон — более эффектно», — понял Штубер.

Однако напутствие «героя нации» поразило Штубера не этим. Оказавшись во Фридентале, он решил, что после краткосрочной подготовки Скорцени будет использовать его в качестве инструктора по антипартизанской борьбе, а возможно, назначит своим заместителем. Имел ли он право рассчитывать на это? Да, имел.

Люди из ближайшего окружения Скорцени участвовали, как правило, лишь в отдельных, «громких», операциях. Он, Штубер, единственный, кто во главе отряда сражается уже второй год. Он владеет знанием языков и психологии противника, опытом антипартизанской борьбы, маскировки, подготовки людей к боевым действиям в чрезвычайных условиях… То есть всем тем, что давало право рассчитывать на нечто большее, чем фронтовое напутствие «героя нации», за которым, собственно, ничего не стояло: никаких обязательств со стороны Скорцени, никаких обещаний, никакой перспективы.

Одного слова штурмбаннфюрера было достаточно, чтобы Штубер прочно осел в семидесяти километрах от своего родового замка, где Скорцени всегда встречали бы с распростертыми объятиями.

Да, тогда, в последние дни пребывания во Фридентале, Штубер воспринял свое отчисление с курсов как изгнание из рая.