— Где я? — спрашивает.
— На свекольном поле, Тамара Евгеньевна. Ничего страшного, — успокаивают её девчонки. — Просто Генка Гусаченко нечаянно вас свеклиной ошарашил.
Не успела отгудеть голова у «математички», как, словно подкошенная, свалилась в классе «англичанка». Инесса Фёдоровна поставила мне единицу в журнал и тем самым обрекла себя на мучительную боль. Учительница вышла из класса, а я, крайне раздосадованный «колом», изо всей силы пнул дверь. В это мгновение она открылась, и мой кирзовый сапог с размаху впечатался в голень Инессы Фёдоровны. К несчастью своему «англичанка» забыла на столе тетрадь и вернулась за ней. Несчастная учительница с минуту молчала, закатив глаза и не дыша, едва не потеряв сознание от жуткой боли. Потом застонала и тихо заплакала. Капроновый чулок на её красивой ноге был порван и выпачкан грязью. Я тёр ушибленное место, дул на него и приговаривал:
— Простите, Инесса Фёдоровна! Я нечаянно, ну, пожалуйста, простите…
В ту осень какая–то напасть у меня пошла на учителей.
Выдались солнечные, тёплые дни. В школе проводили соревнования по легкой атлетике. От нечего делать я взял метательный диск, завращался с ним. Тот возьми и выскользни из руки. Полетел диск плашмя в толпу болельщиков. Хорошо, что хоть не ребром. Шмякнулся о грудь молодой учительницы химии чувашки Людмилы Викторовны Кудрявцевой — кормящей мамы. Только женщинам понять, каково заполучить удар по набухшим грудям. «Химоза» и так недолюбливала меня за плохое знание её предмета. А тут такое… Характеристику после окончания десятого класса мне выдала — в чистильщики нужников не возьмут! Экзамен по химии на четверку сдал — в аттестат тройку влепила!
На учительнице химии «избиения младенцев» не закончились. Историк подвернулся. Исаак Абрамович. Стал жертвой невинной забавы. Подставлял я скамью к двери. Опоздавший после звонка второпях дёргал дверь, и на него падала скамья. Хохот, смех, ржачка! Весело! На свою беду историк раньше наведался. Резко рванул дверь на себя, скамейка ему в лоб — на! Падает с грохотом на пол. Тут не до смеха. Тут потом в кабинете директора такое началось! Вспомнишь — мороз по коже!
Ладно, пережил гневную бурю нравоучений, упрёков, назиданий, порицаний и выговоров на педсовете. Вроде все успокоились. Не на долго. «Географичку» из резинки «подстрелил». Имени, отчества этой милой, терпеливой девушки не помню, зато осталась её роспись в аттестате зрелости — Санникова. Выдержке и самообладанию её поражаюсь и поныне. Пришла она той осенью, когда занятия в школе уже начались. Уроки географии мы в шутку называли «посиделками». Новую учительницу географии никто из учащихся всерьёз не воспринимал, не слушал. Каждый, что хотел, то и делал. Лично для меня её уроки были самыми любимыми. Я доставал толстенную книгу о морских приключениях и предавался чтению, невзирая на гвалт, грохот и громкий рассказ учительницы о месторождениях, рудниках и промышленных зонах. Стараясь перекричать класс, она упорно елозила указкой по карте, непонятно кому объясняя значение полезных ископаемых в экономике страны. Мы, понятно, бессовестные были, жестокие и хамоватые. Но и она распустила вожжи с самого начала. Неопытная, романтичная, педагогических книжек начиталась, после института решила нести светоч знаний в сельскую глубинку. Надеялась встретить недотёпистых, простовато–глуповатых деревенских балбесов, любознательных, стремящихся к знаниям. Увидела разухабистых, нагловато–придурковатых разгильдяев, почуявших слабинку. И растерялась.
— Здравствуйте, дети. Давайте, будем знакомиться, — предложила она, в первый раз войдя в наш девятый класс. Это — первая, самая распространённая ошибка начинающих педагогов.
— Давайте! — разом заорали «дети».
— Гусаченко, — назвала мою фамилию. Вместо меня вдруг поднялся Казаков. Шутка классу понравилась. Все заржали. Казаков, вихляясь, состроил рожу, завалился на парту. Смешно бесподобно!
— Казаков! — нервничая, выкрикнула другую фамилию молодая учительница. Мне ничего не оставалось, как встать за Казакова.
— Садитесь, Казаков, а вот Гусаченко сейчас расскажет, что задавал на прошлом уроке прежний учитель. Это была её вторая ошибка. Не следовало сразу обострять внимание на ученике, вольяжно разлегшимся за партой. Ведь явно ничего не знает и требовать от него вразумительного ответа домашнего задания — дохлый номер!
— А я не буду рассказывать, — даже не делая попытки приподняться с места, развязно ответил Казаков и загоготал: он же не Гусаченко! Смешно до опупения!
Читать дальше