Петр Никонов - Враги Империи. Сага о Гленарде. Том четвертый

Гости начинали понемногу расходиться и расползаться. Гленард поставил пустую кружку на стол, кинул рядом пару медяков 2 2 Одна медная монета Империи равна примерно 8,5 долларам 2017 года. для девушки и направился к стойке. Трактирщик мог что-то знать: если какие-то сплетни и слухи и ходили в округе, то хозяин обязательно должен был быть в курсе.

Но и здесь Великому Инквизитору не повезло. Трактирщик был предельно вежлив, однако сообщить ничего не мог. Отговаривался незнанием, но даже опыта Гленарда не требовалось, чтобы понять, что его собеседник врет и изворачивается. Можно было бы надавить, конечно, но Гленард решил оставить этот вариант на потом. Попрощавшись с трактирщиком, явно вздохнувшим от облегчения, Гленард направился к лестнице и поднялся в свою комнату.

Сняв дублет и перевязь с саблей, он собрался умыться водой из блестящего медного таза, но тут услышал стук в дверь. Гленард насторожился. Держа в левой руке ножны с саблей, он отодвинул засов и осторожно открыл дверь, на всякий случай приготовившись к нападению. За дверью была Миэльори, закутавшаяся в плащ с ног до головы.

– Что случилось? – удивился Гленард.

– Можно войти?

– Ну, заходи… Что с тобой? Надеюсь, ты не убить меня пришла?

– Скорее, наоборот. Я хочу тебя поблагодарить, за то, что ты позволил мне снова почувствовать себя живой, – плащ соскользнул с ее плеч. Как и подозревал Гленард, под плащом она оказалась полностью обнаженной. Тусклое пламя свечи играло на ее высокой груди, на покрытой старыми шрамами коже живота и на светлых волосках ниже.

– Нет, Миэльори, – он решительно покрутил головой, отступая назад.

– Почему, Гленард? – она развела руками. – Из-за шрамов? Я теперь не хороша? Я тебе отвратительна?

– Нет, принцесса, – он едва заметно улыбнулся. – Ты прекрасна и красива, как и пять лет назад. Ты почти не изменилась.

– Тогда ты меня хотел! Хотел прикасаться к моему телу, хотел ласкать мои груди, хотел проникать в меня… Я знаю, ты хотел этого.

– Хотел, – согласился Гленард. – И я совру, если скажу, что не хочу сейчас.

– Тогда в чем дело, Гленард? Вот она я. Протяни руку и возьми! Я хочу тебя, ты меня хочешь, мы одни на краю мира, так в чем же дело?

– Я люблю свою жену, Миэльори.

– Да люби, пожалуйста, – альвийка фыркнула. – Я же тебя не к алтарю зову. Твоей жены здесь нет, а я здесь. Можешь меня не любить, можешь меня презирать, но возьми меня, возьми прямо здесь и сейчас, возьми как хочешь, делай со мной, что хочешь, просто дай еще раз почувствовать твои пальцы на моей коже…

– Ты не благодарить меня пришла, принцесса, – Гленард развернулся, прошелся по комнате, кинул саблю на кровать и снова обернулся к альвийке. – Ты пришла, потому что все эти годы вспоминала то, что произошло в подвале замка Флернох. Последнее твое приятное воспоминание перед ужасом подземелий Донрена. Последнее сладкое мгновение перед вечным мучением и ужасом. Твою благодарность я принимаю, понимаю и ценю. Но в постель с тобой мы не ляжем. Это время ушло, Миэльори. Нужно отпускать прошлое. Отпусти его, оно не повторится. Ты хочешь не меня здесь и сейчас, а меня того, из твоих собственных воспоминаний и мечтаний. И даже если мы с тобой займемся самым страстным соитием в нашей жизни, прошлого это не восстановит. Прошлое ушло безвозвратно, принцесса. Наше время ушло. Мы перелистнули эту страницу.

– Дурак ты, Гленард… – она тяжело вздохнула, наклонилась, подобрала плащ и, не одеваясь, открыла дверь в коридор, обернувшись на пороге. – Пафосный дурак.

Дверь хлопнула. Через несколько секунд хлопнула и дверь соседней комнаты. Гленард пожал плечами, закрыл дверь на засов, переложил саблю с кровати на сундук, стянул с себя сапоги и штаны, подошел к низкому столику, на котором горела свеча, взял ее.

– Может, и дурак, – он вздохнул и, дунув, затушил свечу.

Что расскажут тебе ветры

Обо мне, моих печалях?

Нас в неясных темных далях

Разделяют километры.

Огонек в ночи – виденье.

Так душа, скитаясь, ищет:

Где же он? Ну, где? Не слышит…

Не найти нам единенья.

Завтракали молча. Миэльори, снова облачившаяся в темно-зеленое бархатное платье, не поднимая глаз от тарелки, мрачно ковыряла двузубой вилкой яичницу с луком и колбасой. Гленард запивал твердый сыр и серый хлеб из пшеницы с отрубями пивом. Говорить о произошедшем ночью никому не хотелось.