Андрей Куц - Егорушка

– Верно, – подтвердил Бориска. – Туда надо. Там крутой и высокий берег и сверху сразу не увидишь, кто у реки.

– Так проводите?

– Проводим, – в голос сказали мальчики.

– Если сможем, – добавил Саша. – Родители могут не… ну, там…

– Да я понимаю, – ободрил его Жора. – Всякое бывает. Я не настаиваю, да и нет надобности идти всем сразу. Много народа – это может привлечь внимание. Хотя, при излишке народа, кого-то можно выслать вперёд, на разведку, и тут же кем-то другим прикрыть тылы… но хватит и одного провожатого, как-нибудь дойдём.

– Бориска? – Саша поднял брови, понуждая мальчика к ответу.

Наконец Бориска сообразил, что он хочет от него добиться, сказал:

– Я живу один. Отец работает на поезде, и подолгу не бывает дома, – пояснил он для Жоры. – Так что я точно буду, – добавил он как-то неуверенно, словно не желая предстоящей вылазки, да ещё в одиночку с мужичком.

– На этом и порешим. – Жора бодро протянул мальчику руку для пожатия.

Бориска повиновался.

Сильная квадратная пятерня мужичка удостоила честью и Митю с Сашей – мальчики были польщены, – физический контакт окончательно разрушил остатки отчуждения, брезгливости, а то и страха. Катя же почему-то сделалась красной: она алела, как мак. Жора встретился с её воспалённо блестящими глазами и быстро отвернулся, и быстро сказал:

– А ты, Бориска, чего это всё смотришь на солнышко, куда-то торопишься?

– Солнце – в зените, значит, сейчас где-то начало второго, – сказал тот, и Жора машинально взглянул на своё пустое запястье: его дорогущие часы покоились в шалаше, внутри свёрнутого пиджака. – Любочке пора обедать и постараться поспать, – уточнил Бориска. – Её бабушка и дедушка станут переживать, станут искать её, увидят, что меня нет дома, и предположат, что она где-нибудь со мной, и заругают меня.

– Тебя никто не заругает, – возмутилась Любочка. – Бабушка с дедушкой тебя любят и ничего такого не скажут.

– Но подумают, – сказал Бориска.

– И ничего подобного! – ещё больше возмутилась Любочка и раздула щёчки. – Они не такие.

– Пускай без упрёка и злобы, но подумать могут, – продолжал упрямиться Бориска.

– Нет! Нет, нет и нет! – закричала Любочка. Она подскочила на ножки, упёрлась ручками в плечи сидящего мальчика и попыталась раскачать его, такого-сякого упрямца, но при этом сама стала раскачиваться, и ей это понравилось.

Любочка дурачилась, а Бориска не сопротивлялся – он ей подыгрывал.

Жору обеспокоило нечаянно нагрянувшее на детей веселье, и он внезапно цепко ухватил Любочку за руку, развернул её к себе и живо, требовательно спросил:

– Так ты, малявка, живёшь только с дедушкой и бабушкой?

– Да! – выкрикнула та вдруг отчаянно громко, с капелькой истеричности и, вырвавшись от него, бросилась в сторону деревни, в густую и сочную высокую кукурузу.

– Любочка! – Бориска побежал за нею.

– Что это с ней? – спросил Жора.

– Три года назад её бросила мать, – сказал Саша.

– И вовсе не бросила, – зашипела на него Катя. – Как ты можешь такое говорить? Её увёз муж. Силой увёз, с подручными головорезами. И с тех пор никто её не видел.

Дети замолчали, посмотрели на Жору вроде как с подозрением и – потупились.

Жора не стал углубляться в непонятную историю, понимая, что дети переутомлены, и поспешил с ними распрощаться.

– Ну, ребятки, давайте, ступайте, – сказал он, вставая. – До вечера, значит, да? Кто сможет, тот пускай приходит часиков этак в девять. Да не забудьте принести мыло – мне же надо чем-то мыться, а? – Он изобразил, как намыливается, скобля в подмышках.

Дети улыбнулись. Жора улыбнулся и снова протянул мальчикам руку: пожатия были крепкими – Жора старался выразить глубочайшую признательность за понимание и помощь, показать искреннее к ним расположение, доверие, а мальчики, поняв это, ответили тем же.

– Пока. Жду, – сказал Жора.

– Пока, – ответили дети и пропали среди кукурузы.

13 дней назад (14 июля, пятница)

Уснув сразу же, как только голова коснулась подушки, Катя проснулась заполночь – и долгие ночные часы мучилась, осмысливая происходившее с нею в эти три дня… и происходящее.

Она стыдится возникающих образов.

Но, как же от них избавиться?

Нежное чувство, пробужденное той первой ночью после знакомства со страшненьким маленьким мужчиной, отпуская её на короткое время, неизбежно возвращается – неотвязно преследует её, не даёт покоя. И Катя злится. Злится на себя за безволие, за неспособность изгнать из головы тёплые воспоминания, смелые сцены из приключившегося с нею сна. Злится на него – этого грубого, безнравственного варвара, жестокого убийцу, – теперь она это знает. Возможно, она это почувствовала, углядела в нём сразу, благодаря женскому восприятию, которое день ото дня пробуждается, копится в ней. Почувствовала, но не сумела понять – и это её погубило! Она хотела бы изгнать его из своей жизни. Она предпочла бы вовсе не пускать его в свой мир. Но это уже невозможно, – ей остается только ненавидеть его и негодовать на себя.