Руслан Богомолов - Сотворение Волжской России. 4 книги

– А бес его знает! Но вроде не война. Сколько времени? Радио у нас есть?

Только теперь все обратили внимание, что за окном уже здорово рассвело.

– Пошли на кухню, – скомандовала сваха.

На кухне она включила радиоточку – только шипение. Зенин включил радиоприемник на магнитоле, прогнал его по ФM – не было даже шипения, переключил на СВ – тот же эффект. Прогнал автоматически обратно и вдруг ш-ш-ш в одном месте. Глянул на настенные часы:

– Странно, уже восемь минут седьмого…

И вдруг шум прекратился и раздался тревожный женский голос:

– Внимание, внимание, передаем «Обращение Городского Совета обороны к гражданам Волжской России», то есть, к нам с вами, жители города Волжского.

Все трое, застыв, выслушали «Обращение». После обращения выступила диктор с информацией о совещании руководителей предприятий, о речи половца, о всеобщей мобилизации жителей города на выживание. Снова стали передавать «Обращение».

Зенин молча прошёл в комнату, достал бритвенный прибор и, проходя в ванную, бросил свахе:

– Даниловна, звони сыну, скажи, что его призвали по мобилизации, пусть собирается, я за ним сейчас зайду.

– Господи, что за напасть на нашу голову, – глаза двинувшейся к телефону Даниловны были влажными от готовых прорваться слез.

Через двадцать минут, выбритый, одетый в свой новенький, неделю назад полученный из ателье мундир, Зенин сидел на кухне и завтракал – пил чай с бутербродом. Запасливая сваха доставала из холодильника снедь, а жена складывала её в целлофановые пакеты и помещала их в старенький большой портфель, в котором Борис Васильевич привез вместе с бритвенными и туалетными принадлежностями и свой гражданский костюм для свадьбы. Кое-как поднятый свахой, но не до конца проснувшийся Козин-старший, быстро приходил в себя, посасывая напротив Зенина «Сталинградское» пиво из горла и слушая «Обращение». Когда Борис Васильевич, допив чай, поднялся, он встал проводить его, не выпуская из рук бутылки, и уже в коридоре, когда Зенин надевал зимнюю куртку с полковничьими погонами, сказал, сделав очередной глоток:

– Вот что, Боря, как я понял, Волгоград гакнулся, или мы гакнулись от него?

– Хрен редьки не слаще, но надо ещё разобраться, что к чему.

– Что там разбираться? Ты главное запомни – вы со свахой, один чёрт бомжами не будете. Считай, что этот дом – ваш дом, хоть там что. Ты понял меня? Правильно я говорю, мать? Или как? Даниловна удивленно глянула на мужа:

– И что говорить-то, конечно, и так всё ясно, не чужие ведь.

Зенина заплакала и уткнулась в плечо свахе. Борис Васильевич помотал головой, не то соглашаясь, не то нет, и, взяв за плечо Козина-старшего, сказал только:

– Спасибо тебе, сват, на добром слове, женщин на тебя оставляю.

– А что с ними сделается? Слыхал? – «Всеобщая мобилизация», того и гляди меня забреют…

В это время раздался звонок, стоящий у двери Зенин открыл её, и все увидели Ивана с сумкой на плече и его молодую жену в тёплых спортивных куртках и брюках.

…Иван не слышал телефонного зуммера, он проснулся оттого, что его растолкала жена.

Ленка, влюбленная и счастливая, уснула только около трех часов ночи. Сперва, как только закрылась дверь за родителями, они с Иваном, разбросав одежду по дороге к кровати, отдались желанию друг друга, потом, глотнув прямо в кровати «Байкала» и отдышавшись, начали всё снова, потом опять… Когда около двух часов ночи Иван, тоже счастливый и усталый, мирно засопел, раскинувшись посреди кровати. Ленка поднялась с его плеча, приняла душ, почему-то с чуть теплой водой, и, накинув халат, принялась собирать и складывать одежду, потом занялась подарками, распаковывала и раскладывала их, ища для новых вещей, их новое место. Навела в квартире некоторый порядок, легла под одеяло к мужу и задремала в полглаза. Спала – не спала, и уже под утро ей приснился сон, что они с Ваней сидят за свадебным столом, а гости кидают и кидают им подарки, которые падают и взрываются, как в немом кино – тихо. Иван одной рукой надевает на нее каску, а другой отбивает подарки, и тут вдруг он ловит сотовый телефон, а тот верезжит и вырывается у него из рук.

Ленка проснулась, услышала зуммер реального телефона, высвободилась из сонных объятий крепко спящего мужа и подняла трубку:

– Алё.

Узнав от свекрови о мобилизации Ивана, о собирающемся отце и об «Обращении», Ленка вскочила, набросила халат и растолкала мужа. Она, сколько себя помнила, моталась с родителями по военным гарнизонам и знала быт и порядки армии изнутри. Слово «тревога» и «тревожный чемоданчик» не были для неё пустым звуком. Отец, особенно по молодости, нередко, и днём и ночью поднимался и уходил по вызову посыльного или по телефонному звонку. И сейчас, услышав, что её отец собирается и что тоже надо делать её мужу, она не медлила. Пока Иван умывался холодной водой, она рассказала ему всё, что успела услышать от свекрови и успела найти волну единственной работающей сейчас на земле радиостанции. Газа не было, и Ленка, набрав воды в подаренный им электрочайник «Тефаль», включила его в розетку, когда умывшийся Иван застыл перед радиоприёмником, слушая «Обращение». В отличие от свекрови и матери, Ленка ещё не была той запасливой и бережливой хозяйкой, тип которой являет собой подавляющее число русских женщин. Бесконечные войны, бунты, революции, экономические «взлеты» на горбу народа и падения на тот же хребет, за многие столетия, приучили русскую женщину к извечной готовности встретить любую напасть и пережить её с минимальным ущербом, опираясь на собственные запасы продовольствия и хозяйственных мелочей. Всё это, генетически и примером жизни матери, было привнесено и Ленке, но она ещё не успела даже обжиться в новой квартире, а Иван все продукты отвёз на турбазу, на свадьбу. Поэтому, попив чаю с тортом, добрую четвертинку которого, вчера, захватила для них её мать. Ленка позвонила свекрови и попросила сделать для Ивана хоть пару бутербродов – холодильник молодоженов был пуст.