Максим Печорин - Самаэль. История Джерома Елисеевича

– Подарок от клубу, со всеми почестями от учредителя.

– Кто таков?

– Не положено, простите, господин Постников.

– А впрочем не важно, достаточно с меня на сегодня. – Молодой человек устало вздохнул, возможно, хороший коньяк мог бы исправить дело.

Так Джером Елисеевич Постников и вышел на задворки Санкт-Петербурга, этаким студентом франтом с закрученными кверху усами и одновременно африканским охотником с чехлом из кожи крокодила за плечами. Молодой человек мог лишь гадать, какие странные мысли вызывал его вид у случайных прохожих в этой, если не сказать, «деревенской» местности, даже полисмены лишь проводили странного прохожего взглядом. Извозчика подозвать такому господину не составило труда, аж сразу несколько кинулось, а один даже пытался произнести на ломаном французском: «Мсьё эст аллё».

Нахмурившись, Мария просидела еще какое-то время в тишине и одиночестве, где-то она просчиталась, сыграла не тем козырем. Джером клюнул на пропавшую сестру, но вот религиозная развязка испортила все планы. Теперь оставалось только ждать, и еще столько нужно всего подготовить до начала операции. Медленно вдохнув, задержала дыхание и закрыла глаза, на этой работе нужно сохранять предельное самообладание, как учил Виктор Петрович.

С новым оружием и довольно примечательным чехлом из кожи крокодила Джером Елисеевич решил не гулять и направил извозчика прямиком до Вознесенской, где она подходит к обводному каналу. Затем до дома №6, соседствующего с домом №7, в котором располагалась Санкт-Петербургская Духовная Академия, и потому практически весь дом был заселен духовенством, а по родственным связям и сам Постников, хоть и внук, получил в нем неплохую двухкомнатную квартиру. Молодой «охотник» прямиком с сафари быстро взбежал по ступенькам, стараясь не попасться на глаза Агафье Павловне – домостроительнице, весьма разговорчивой и безумно набожной женщине. Но все же краем глаза она успела заметить стремительно прошмыгнувшего молодого человека и даже крикнула что-то вслед, но Джером не разобрал, что это было: то ли «какая погода», что было самым вероятным, либо «как полгода», что могло означать игнорирование Джеромом посещения храма. Агафья Павловна частенько напоминала Джерому о его «странных и неподобающих атеистических замашках». Действительно, он не был в храме уже около полугода, а на исповеди и того больше, и ничуть не жалел.

Под дверь просунули конверт, еще одно письмо на дорогой бумаге, перевязанное лентой и пропитанное ароматом нежных духов, тех ж,е что и на платке, что Джером носил с собой. Этот конверт он ждал и даже на мгновение забыл про всё приключившееся. Оставил «Самаэля» на газетном столике, сбросил пиджак и опустился в уютное кресло у окна. Медленно с предвкушением развязав ленту, развернул письмо. Его приветствовали милые сердцу инициалы J.D., выведенные аккуратным почерком. И далее на английском.

Jerome, I was missing you…

Finally I’m back to the Petersburg. It was a long journey and many tales to tell about, my Love. Meet me tomorrow, Friday, 30 of April, same place on 13 line street.

Jennifer.

Он перечитал короткое письмо несколько раз, много слов не требовалось, они лучше обо всем поговорят лично. Улыбаясь и мечтая о встрече, словно мальчишка, Иероним вспомнил о словах Марии и в мгновение сделался мрачнее тучи, совершенно растеряв весь свой шарм скучающего интеллектуала и франта с подкрученными кверху усами. Что же затеяла эта секретная служба…

Джером прошелся по комнате, взгляд задержался на чехле из кожи крокодила, в котором хранился «Самаэль», приклад выточен под строение плеча Иеронима, пятизарядный, мягкий спуск, повышенная точность – совершенное оружие. Затем зацепился за пиджак, из кармана которого, напоминая о себе, торчало письмо с сургучной печатью Романовых. И именно такое же он сегодня поднял с пола в университете и вернул профессору Тетереву. Произойдет что-то масштабное, странное предчувствие не давало Джерому Елисеевичу покоя. Сорвав печать, пробежал глазами письмо, и руки задрожали. Молодой человек закрыл глаза, сделал глубокий вдох и быстро выдохнул, повторил эту процедуру несколько раз, пока пульс не восстановился. Впервые за сегодня Иероним почувствовал сильный голод и понял, что с самого утра не съел ни крошки. Еды дома он не держал, да и готовить совершенно не умел, да и выпить бы не помешало.

Комната освещалась лишь несколькими свечами, расположенными в нишах стен. Слабый свет падал на стол и слегка выделял контуры двух человек, находившихся в комнате. За столом в глубоком кресле сидел мужчина, все его тело скрывала грубая ряса, а черты лица полумрак. Возможно было рассмотреть только подернутые сединой волосы, спадающие на плечи, и его руки, лежавшие на деревянном столе, пальцами отбивая ритм, похожий на стук часовых стрелок, словно отсчитывая время. Напротив стола знакомая нам девушка, гордо подняв подбородок, вытянулась практически по стойке «смирно», ожидая, пока мужчина закончит свои размышления и обратиться к ней. В помещение попадал легкий ветерок, пламя свеч колыхалось, а тени гротескно подрагивали. Седоволосый закончил отбивать ритм, будто только заметил девушку, удивленно обвел ее взглядом скрытых в тени массивных надбровных дуг глаз. Уважительно кивнул, положил перед собой свежий лист бумаги, обмакнул перо в окованную золотой оправой чернильницу, изготовился к письму.