Елена Ворон - Зеркала и галактики

– В правительстве никто не озабочен необъяснимыми смертями серивов, – рассказывала девушка.

Новости для Дэсса пошли не с начала, а Ханимун знает откуда. Со старыми видеоэкранами это обычная беда, когда передачу показывают в записи. К тому же СерИвов девица называла неправильно: без упора на «с» и «и», не подчеркивая заглавные буквы. Неуважительно у нее получалось.

– Этот милый беззащитный народец вымирает у нас на глазах, но до них никому нет дела. Серивы гибнут в своих горных жилищах, молча хоронят своих любимых. Они не просят помощи! А люди делают вид, будто так и надо.

Личико в рыжем облаке волос исчезло с экрана, и пораженный Дэсс увидел внутреннее помещение Смертного Дома СерИвов. Подземный зал был отделан камнем с лиловым отливом, в воздухе плавали дрожащие шары белого света, по каменному полу гуляли слабые тени. Тени замерших в немом горе СерИвов. Тени княжеского семейства Мат-Вэев! Дэсс узнал отца, мать, старшую сестру Лиссу, холодную и нелюбимую, узнал Дэссу – свою сестренку-двойняшку, которую обожал. Старшего брата среди них не было: Касс умер семнадцать дней назад. Умер именно так, как рассказывала девушка на экране – необъяснимо, без ран, без болезни. Просто однажды утром отец объявил, что Касса призвал к себе Великий Ханимун.

Князь с княгиней и обе княжны были закутаны в лиловые шелка траура. В свете белых шаров их золотистая шерсть отливала алым и коричневым. У всех Мат-Вэев шерсть была золотистой; у одного лишь Дэсса – серебряной. Князь в свое время подыскал себе супругу в масть и затем не раз подозрительно косился на младшего сына. В кого он уродился серебряным? Уж не в соседнего ли князя, который родом менее знатен и скуден умом, зато богатством превосходит Мат-Вэя? Или, не приведи Ханимун, в безродного сладкоголосого бродягу, который очаровал глупую женщину песнями? Дэсс лишь недавно понял, что о нем думает отец.

Но кого они оплакивают? Ведь все живы: отец, мать, две сестры. Да и вообще в Прощальный зал чужакам вход заказан. Или камеру тайно пронесли свои? Мало ли народу в доме! Вон они – толпятся у стен, блестят глазами. Советники, приближенные, дальние родственники, слуги. Наверняка кто-то польстился на человеческие деньги… Нет, но кто же у них умер-то?

И тут Дэсс увидел покойника. Как полагается, мертвое тело было уложено на возвышение в центре Прощального зала и накрыто отрезом лилового шелка. Оставались видны только плечи, шея и голова. Серебряная шерсть с переливами алого и зеленого, знакомое лицо. Дэсс потрясенно вякнул и отшатнулся от экрана, затем снова приник к нему, вглядываясь и усиленно моргая.

В Прощальном зале оплакивали Дэсса Мат-Вэя. Непутевого, бестолкового, ленивого сына. Сколько раз он видел свое отражение – в бронзовых зеркалах СерИвов, в простых зеркалах людей, в горном озере, в ручьях, что неспешно текут в долине, и даже в настоящих Зеркалах, которые порой просыпаются… Правда, в настоящих отражение немного другое.

В белом свете висящих в воздухе шаров Дэсс несомненно узнал себя: слишком тонкие, не семейные черты – наверняка в бродягу-певца! – округлый подбородок, только ему свойственная линия рта, как будто младший княжич улыбался даже после смерти, черный треугольный нос с глубоко вырезанными ноздрями, пучки черных волосков над глазами и черные же полоски от глаз к вискам, алый перелив на покатом лбу, уши в густом пуху, как серебристые шарики.

Как же так? Ведь вот он – княжич Дэсс Мат-Вэй, живой и здоровый… Только с ним что-то случилось. Что-то совсем непонятное.

В Прощальном зале отец вскинул руки – и несколько белых огненных шаров устремились к лежащему на возвышении телу.

– Прощальная церемония серивов коротка и стороннему глазу может показаться безжалостной, – зазвучал голос рыжеволосой девушки. – Этому юноше было пятнадцать стандартных лет. Серивы живут меньше людей, и по нашим меркам, ему чуть за двадцать. Больно думать, что смерть настигла его так рано. Смерть, которой могло бы не быть!

Белые шары поцеловали траурное покрывало и отпрянули, оставив следы поцелуев – мелкие огоньки, которые побежали по шелку. Князь снова вскинул руки, повелевая вспыхнуть большому пламени. И оно полыхнуло: ослепительные языки взметнулись, окружив мертвое тело танцующей стеной; на лиловых каменных стенах заиграли белые блики. Сгорающие в огне благовония заглушали запах паленой шерсти и плоти. Так было, когда прощались со старшим братом. Дэсс тогда не скрываясь плакал, и его сестренка Дэсса – тоже. Отец был ими сильно недоволен. А сейчас… Дэсс изумленно моргал, уверенный, что его новые человеческие глаза бессовестно лгут. Мать, которая души не чаяла в своем среброшерстном сыне, стоит будто каменная, ни единый волосок на лице не дрогнет. Лисса, старшая сестра, вовсе не смотрит, думает о чем-то, перебирает шелка на груди. Да что с нее возьмешь? Она и по Кассу не убивалась. Но Дэсса, любимая сестренка! Она-то чему радуется?! Маленькая изящная княжна, златошерстная СерИвка, улыбалась, глядя, как пламя сжирает тело брата. Дэсс был ошарашен. И оскорблен. И обижен до пронзительного воя, потому что если твоя смерть доставляет радость близким, значит, тебе и впрямь настало время умереть. Но Дэсс ничем не обидел сестру! За что она его так ненавидит?